— Это, во всяком случае, восхитительно.
— Что вы имели в виду, мадам Рапо?
— Если прислуга уже не знает своего места, чему ж тут удивляться?
— Вы намекаете на Казимира Андре?
— Конечно.
— Ах да, как там у вас с ним? Ваш очаровательный лейтенант шепнула мне об этом словечко сегодня утром.
— У него алиби в вечер убийства Марьетта. Представьте себе, он был с мадам де Вомор.
— Так поздно?
— Он показывал ей свой сервиз из трех предметов.
Мадам Рапо, не поняв метафоры, простодушно отозвалась на слова полицейского:
— Еще бы, у вдовы-то посуда, должно быть, хорошая.
Сообщники, переглянувшись, одновременно усмехнулись.
— Понимаю, образ говорит сам за себя.
— Короче! Я по-прежнему все на той же стадии: двое убитых, одно нападение, пропавший и вестник несчастья.
— Что касается вашего анонимщика… сегодня вечером вы, похоже, должны кое-что узнать, разве не так?
— Что вы хотите этим сказать?
— До меня дошли слухи, будто он собирается открыть вам какой-то секрет.
— Ничего не поделаешь, новости разлетаются, как птицы!
— Я умею хранить тайны.
— Да, но знаете, если это дошло и до вас, то есть большая доля вероятности, что весь город в курсе.
Взбираясь на великолепную крепостную стену XIV века, капитан Кюш надеялся продвинуться в расследовании. Нынче вечером или никогда. На соборе часы пробили условленное время. На Сент-Эмильон опустилась ночь. Старинная романская стрельчатая арка монастыря была увита плющом. На трехметровой высоте капитан устроил идеальный наблюдательный пост. Он был начеку, укрывшись в зелени. К балу все готово, Кюш ждал своих «клиентов». Светила луна, и это облегчало его задачу.
Город представлял интерес своими единственными воротами и многочисленными потенциальными постами наблюдения. Этим вечером никаких сапог, старые добрые кроссовки, чтобы иметь возможность преследовать свою дичь. За ужином Кюш ел мало, ровно столько, сколько нужно, чтобы занять делом желудочный сок.
Кюш улыбнулся, вспомнив фразу мадам Рапо:
«Комиссар, я боюсь живорезов».
Он не знал этого вышедшего из употребления слова и не сразу понял причину страха старой женщины. В городе рождался некий вид террора, и после наступления темноты восьмидесятилетняя старушка теперь отказывалась возвращаться одна домой. Пора было остановить все это. Проводив славную Луизу, полицейский направился прямо в старинную обитель францисканских монахов.
Внезапно послышался какой-то шорох. Кюш настороженно, пристально вглядывался в сумрак. Ничего. Все спокойно, наверняка какой-нибудь грызун… Медленно тянулись минуты. Полицейский хорошо устроился, глаза его привыкли к темноте, и он мог безмятежно любоваться монастырем.