Грутас остановился и, стоя на четвереньках, посмотрел Ганнибалу в лицо. Его всего охватило какое-то странное спокойствие. Он смотрел снизу вверх на Ганнибала своими бледными глазами цвета арктического льда.
— И вместе мы поплывем к смерти, — произнес он. — Я, ты, твоя мачеха, которую ты трахаешь, все люди, которых ты убил.
— Это были не люди.
— Каков оказался Дортлих на вкус? Похоже на рыбу? А Милко ты тоже съел?
— Ганнибал, — сказала леди Мурасаки из своего угла, — если Попиль получит Грутаса, то, вероятно, не станет заниматься тобой. Ганнибал, послушай меня, отдай его Попилю.
— Он съел мою сестру.
— Ты тоже ее ел, — сказал Грутас. — Что ж ты себя не убьешь?
— Я ее не ел. Это ложь.
— А вот и нет! Добренький Кухарь скормил ее тебе вместе с бульоном! И теперь тебе надо убить всех, кто об этом знает, так? Но теперь и эта женщина тоже знает, стало быть, тебе и ее следует убить.
Ганнибал зажал руками уши, в одной он все еще держал окровавленный кинжал. Повернулся к леди Мурасаки, ища ее глаза, подошел к ней, прижал ее к себе.
— Нет, Ганнибал, это все ложь, — сказала она. — Отдай его Попилю.
Грутас рванулся к пистолету, продолжая повторять:
— Ты съел ее, ты был в полубессознательном состоянии, только жадно глотал каждую ложку…
— НЕ-Е-Е-Е-Т! — отчаянно крикнул Ганнибал, подняв лицо к потолку, и прыгнул к Грутасу, занося кинжал. Наступил на пистолет, несколькими взмахами клинка располосовал ему все лицо, написав на нем большое «М», и закричал: — М — за Мику! М — за Мику! М — за Мику!
Грутас лежал на спине, распростертый на полу, а Ганнибал все полосовал его кинжалом, выписывая свои «М».
Сзади раздался крик. В кровавом тумане сверкнул выстрел. Ганнибал ощутил пламя выстрела над годовой. Он не понял, ранило его или нет. Он обернулся.
Сзади стоял капитан, спиной к леди Мурасаки, и сбоку из-под его нижней челюсти торчала рукоять стилета, а кончик его лезвия перерезал ему аорту. Пистолет выскользнул из ладони капитана, и он рухнул лицом вниз.
Ганнибал едва стоял на ногах, его лицо превратилось в кровавую маску. Леди Мурасаки закрыла глаза. Она вся дрожала.
— Вы не ранены? — спросил он.
— Нет.
— Я люблю вас, леди Мурасаки, — сказал он. И пошел к ней.
— Что осталось в тебе, чтобы любить? — спросила она и выбежала из каюты, вверх по трапу, через фальшборт — и безукоризненным прыжком, без всплеска нырнула в воду канала.
* * *
Плавучий дом тихо ткнулся в берег канала.
На «Кристабели» оставался один Ганнибал — вместе с мертвецами. Их глаза быстро стекленели. Мюллер и Гассман теперь уже на нижней палубе, у подножия обоих трапов. Грутас, исполосованный кинжалом и весь в крови, лежит в каюте, где и умер. Каждый из мертвецов держит в руках фаустпатрон, как куклу с огромной головой. Ганнибал вытащил из оружейного стеллажа последний фаустпатрон и привязал его в машинном отделении так, что его здоровенная реактивная противотанковая головка оказалась в двух футах от топливного бака. В судовом барахле нашел кошку, потом привязал веревку от нее к спусковому крючку фаустпатрона, установленному на оружии сверху. Он стоял на палубе с кошкой в руке, пока судно тихонько продвигалось вперед, то и дело легко ударяясь о каменную облицовку канала. С палубы ему были видны вспышки фонарей на мосту. Слышались крики и лай собаки.