Бенедиктинцы выбрали настоятелем отца Евсевия, который скоро доказал, что даже в монастыре, где была заведена строгая дисциплина, руководителем может быть лишь очень одаренный человек. Бывший настоятель сумел за тридцать лет своей жизни в монастыре привлечь к нему внимание и доверие всего католического общества. Он ввел образцовый порядок, держал всех в слепом повиновении и успешно боролся с либеральными течениями последнего времени. Его заместитель не обладал ни его талантами, ни его энергией. Преданный слуга церкви, но не отличающийся силой характера, отец Евсевий не в состоянии был уничтожить те трещины в монастырском здании, которые образовались в нем вследствие разыгравшейся драмы, незаметно, но непрерывно они расширялись. Монастырь стоял еще, но со временем должен был рухнуть. Слабый настоятель не умел властной рукой сдерживать монахов; почувствовав относительную свободу, они позволяли себе личную инициативу, нередко вызывавшую нарекания в обществе, и прежняя слава и могущество ордена бенедиктинцев начали отходить в область преданий.
Замок Ранек стоял пустынный, с заколоченными окнами. Даже в летние месяцы, когда его обыкновенно заполняло избранное, блестящее общество, теперь в нем никто не жил. Подействовала ли на графа ужасная смерть сына или отсутствие прелата, но он с тех пор не приезжал в свое поместье. Единственное звено, соединявшее графа Ранека с нелюбимой женой, распалось со смертью Оттфрида. Графиня проводила большую часть времени в своем личном имении так как здоровье не позволяло ей выезжать оттуда, а граф жил в столице. Супруги не виделись месяцами, а когда встречались, оба чувствовали, что между ними нет ничего общего. Только их единственный сын, наследник майората и представитель рода, несколько связывал их, когда же его не стало, и прежняя связь совершенно распалась.
И вот после трехлетнего отсутствия граф Ранек снова посетил родные края. Он приехал неожиданно в сопровождении одного лишь лакея, которому был отдан приказ никому не рассказывать о его приезде. Граф рассчитывал пробыть в имении очень недолго и не хотел встречаться ни с кем из соседей; никто не должен был знать, что привело его сюда после такого продолжительного отсутствия.
Граф сидел за письменным столом в кабинете и держал в руках письмо, только что полученное из Рима. Он очень постарел, голова его стала совсем седой, на лице появились морщины, глаза потеряли прежний блеск, и их никогда не покидало выражение глубокой печали. Граф открыл письмо и узнал твердый, ясный почерк своего брата. Он быстро пробежал содержание письма и остановился на тех строках, которые показались ему наиболее интересными.