— Как вы получали эти баулы? — продолжал расспросы Турецкий.
— А подвозил один мужик. Прямо к рейсу. А в Москве встречали.
— Кто?
— Разные. Последние раза три — маленький, чернявый такой, на красном «Запорожце».
— Кто вам привозил груз?
— Я же говорю — мужик один. На синей «Ниве». Здоровый, рыжеватенький. Лет сорок пять ему. Латыш.
— Латыш? — переспросил Турецкий. — Почему вы так решили?
— А по выговору. Латыши — они как-то не так говорят. Или эстонец. Прибалт, в общем.
— Откуда в Иркутске мог появиться латыш или эстонец?
— Дак их много у нас, — подсказал Мошкин. — И эстонцы, и литовцы. Еще с тех времен, когда из Прибалтики их в Сибирь депортировали. Многие после вернулись, а кто и остался — дома свои, на месте обжились. Так и остались.
— Он не называл себя?
— Почему? Антон Романович. Фамилию, правда, не сказал. А мне и ни к чему. Он когда звонил — спрашивал, когда у меня рейс, так и говорил: «Это Антон Романович». Наверное, не Антон — Антонас. Просто на русский лад переиначился.
— Значит, он местный?
— Ну? И номера у его «Нивы» иркутские. Он где-то в старом городе живет. Я пару раз видел там его «Ниву». Один раз — возле нового универсама, а другой — возле какого-то дома. Частного, там везде частные дома.
— Номера его «Нивы» случайно не запомнили?
— Нет, буквы помню — «ИГ», а номер… нет, не помню.
— А как вы оказались в старом городе?
— Дак мы жили там — у ее родителей, — кивнул он в сторону комнаты. — Эту квартиру нам всего полгода как дали.
— А возле какого дома стояла его «Нива» — не помните?
— Нет… — Он подумал и повторил: — Нет, дом не помню. И улицу тоже. Где-то недалеко от универсама — это помню.
Бортмеханик отвечал на вопросы не то чтобы очень охотно, но без заминок, даже с каким-то равнодушием, как о деле вполне житейском. Опытному глазу Турецкого ясно было, что он ничего не скрывает и не чувствует за собой никакой вины. На всякий случай Турецкий спросил:
— Триста тысяч за какой-то баул — большие деньги?
— Ну? — согласился бортмеханик.
— Вам никогда не приходило в голову, что вы перевозите что-то запрещенное?
— А рыба — она и есть запрещенная. Если с ней на вокзале прихватят — мало не отвесят. За каждый хвост знаете какой штраф?
— И все-таки возили?
— Дак жить-то надо. У меня зарплата — пятьсот тысяч. И жена с ребенком на руках. И не мои это дела. А вы что, за браконьерство принялись?
— Нет, — сказал Турецкий. — Этот Антон Романович может кое-что знать по интересующему нас делу. Как свидетель. Поэтому мы его и ищем.
— Понятно, — без всякого интереса кивнул бортмеханик.
— Давно он вам звонил последний раз?