— Стрелять — только в случае крайней необходимости! — предупредил Турецкий. — Они нужны нам живыми.
Для себя он облюбовал гостевую комнату. Он не намеревался принимать участие в аресте, это было дело оперативников. А уж ввязываться в перестрелку, если бы она вдруг возникла, и вовсе не имел права, в этом случае из следователя он превращался в свидетеля и отстранялся от дела. Даже присутствие его в гостевой комнате, из которой хорошо было слышно все, что будет происходить на веранде, было нарушением правил. «Но, в конце концов, вся наша жизнь — сплошное нарушение правил», — нашел себе оправдание Турецкий и плотно прикрыл за собой дверь гостевой комнаты.
Дом затих. Лишь долго не могла успокоиться овчарка, чуявшая присутствие во дворе чужих людей. Наконец и она унялась.
21.50.
К дому Крумса подъехала машина. Хлопнули дверцы. Машина уехала.
Звонок.
Взвилась на цепи и захрипела в яростном лае собака. Крумс спустился с крыльца и открыл калитку.
Притаившийся за дверью комнаты для гостей Турецкий услышал, как стукнула дверь, ведущая из прихожей на веранду. Обширное пространство веранды, до этой минуты безмолвное, заполнилось шумом от присутствия в нем нескольких человек: шаги, поскрипывание половиц, стук передвигаемых стульев.
— Как самочувствие, дорогой? — весело спросил Гарик — Что-то вид у тебя неважный. В чем дело, Антон Романович?
— Немножко сердце, — услышал Турецкий ответ Крумса. — Бывает. Так. К перемене погоды.
— Какое сердце? Не может сейчас быть никакого сердца! У нас такие дела, а ты говоришь — сердце!
— Это не есть очень серьезно.
— А вот это хорошо, — одобрил Гарик. — Не есть серьезно — так, Антон Романович, есть правильно…
Говоря это, Гарик пересек веранду и открыл дверь комнаты для гостей. Турецкий отступил вглубь и вжался спиной в стену за шкафом.
Не заметив ничего подозрительного, Гарик закрыл дверь и вернулся к столу.
— Груз у тебя?
— Так, — подтвердил Крумс. — Сначала — деньги.
— Деньги так деньги, — согласился Гарик. — Выкладываем, ребята.
«Так и есть — рассовали по карманам», — отметил Турецкий.
— Считай, дорогой, — предложил Гарик. — Пачки можешь не проверять. По пять косарей — банковская упаковка.
Некоторое время на веранде было тихо, потом Гарик спросил:
— Все в порядке?
— Так, — подтвердил Крумс.
— Теперь — груз.
— Сейчас принесу.
Крумс вышел в прихожую и прикрыл за собой дверь. А когда она снова открылась, на пороге стоял, скрестив на груди руки и прислонясь плечом к дверному косяку, Олег Софронов.
— Ну что, дорогой? — словно бы доброжелательно спросил он у Гарика. — В огурцах ты понимаешь, в помидорах понимаешь. Так ты и в литии, оказывается, немножко понимаешь?