У Жигана все похолодело в груди. Зная наперед, чем может закончиться его участие в разрешении подобного конфликта, он тем не менее налетел на парня, оттащил его от избитой женщины, несколькими ударами сбил с ног на асфальт и, не удержавшись, саданул его ногой в грудь, после чего оставил в покое. Парень, поднявшись с асфальта, куда-то исчез.
По старому опыту Жиган понимал, что ему надлежит немедленно покинуть место драки и, укрывшись в своем вагончике, постараться вообще из него не выходить несколько дней.
Однако вопреки здравому смыслу он так не поступил, а вернулся назад и присел на лавочку. Он видел, как избитую хулиганом женщину подруги увели с танцевальной площадки. Жиган даже не знал, за кого он заступился, не рассмотрел лица женщины, не познакомился с ней, да и вообще она для него сейчас не представляла интереса.
Но очень скоро Жиган пожалел о своем беспечном поведении после драки. Избитый им хулиган привел с собой еще трех дружков, которые, не пытаясь выяснить у него причины ссоры, сразу же полезли драться. Жиган прошел хорошую школу в зоне и умел за себя постоять, но сейчас силы были неравными и не в его пользу. Совсем плохо пришлось бы ему, если бы за него не заступились агрессивно настроенные к хулиганам женщины. Некоторые из них, молотя каблуками своей обуви по спинам и ногам хулиганов, заставили их прекратить драку и покинугь танцевальную площадку.
Жиган, отказавшись от помощи участливо настроенных к нему женщин, ушел на пляж. к морю, где, раздевшись, сначала смыл с лица кровь, а потом, подумав, искупался в море, чувствуя во всем теле боль. Словно весь его организм пропустили через барабан с острыми шипами.
После купания Жиган вышел на берег и, чтобы не надевать сухую одежду на мокрое тело, прилег на деревянный лежак.
«Губы растрюнил, как все кругом хорошо, дурила, — критиковал он себя. — Если бы взял с собой на танцы из вагончика нож, то не был бы побит фраерами, как собака, а выпустил бы им кишки, и на этом их боевая пляска закончилась бы. Но тогда тебя за них обязательно посадили бы менты, напомнил ему осторожно внутренний голос здравого рассудка. Ну и что, зато не было бы унижения, которое я испытал от фуфлыжников. Ничего, у тебя есть возможность завтра рассчитаться с ними, — успокоил он себя. — Если, конечно, они рискнут вновь засветиться у нас на танцах», — с надеждой подумал он.
Теперь в нем заговорили самолюбие, попранная честь. В таком состоянии он уже не мог думать ни о своем благополучии, ни о последствиях будущей драки.
Из постояльцев вагончика, в котором жил Жиган, его наутро первым увидел Герасим. Заметив у него на руках ссадины, а на лице синяки, он поинтересовался: