Эф надел халат и прошел вслед за каталкой в сверкающую белизной операционную, располагавшуюся за двойными дверями в конце коридора. Монитор сердечного ритма плода, издававший мягкое «ток-ток-ток», похожее на звук метронома, действовал на него успокаивающе. Медсестра протерла выпирающий живот Келли коричнево-желтым антисептиком, а затем акушер уверенным движением, ведя скальпель слева направо, сделал горизонтальный разрез передней брюшной стенки в низу живота. Он рассек и раздвинул в стороны фасцию, затем мясистые мышцы передней стенки, потом тонкую брюшину, после чего показалась толстая, сливового цвета стенка матки. Хирург сменил скальпель на ножницы для разрезания повязок, чтобы свести к минимуму риск повреждения плода, и сделал последний разрез.
Руки в перчатках вошли в полость и извлекли на свет новехонького человечка, только Зак еще не родился. Он был, что называется, «в рубашке», то есть окружен тонким, неповрежденным амниотическим мешком. Этот мешок всплыл из матки как большой пузырь; матовая непрозрачная оболочка вокруг плода была словно нейлоновое яйцо. В этот момент Зак еще оставался недвижимым, он по-прежнему питался от матери, получая необходимые вещества и кислород по пуповине. Акушер и сестры работали, сохраняя профессиональную невозмутимость, но и Эф, и Келли почувствовали их явную тревогу.
Только позднее Эф узнает, что появление на свет ребенка «в рубашке» — большая редкость: меньше одного случая на тысячу рождений, а если говорить о полностью доношенных детях, то пропорция уменьшается многократно — здесь речь идет уже о единицах на десятки тысяч.
Этот странный момент длился и длился: нерожденное дитя по-прежнему было связано пуповиной с измученной матерью — дитя, произведенное на свет, но все-таки... все-таки еще не родившееся. Затем оболочка сама по себе прорвалась и сползла с головки Зака, обнажив его блестящее от влаги личико. Еще несколько мгновений этого замедленного времени... и ребенок закричал; только после этого его, мокренького, положили на грудь Келли.
Напряжение все еще витало в операционной, но теперь к нему примешивалась явственно ощущаемая радость. Келли ощупывала ручки и ножки Зака, пересчитывая пальчики. Она настойчиво искала признаки уродства и, не находя, испытывала нарастающий восторг.
Мальчик весил три шестьсот. Он был лыс, как ком теста, подготовленный для выпечки хлеба, и бледен тоже, как тесто. Через две минуты после рождения он набрал уже восемь баллов по шкале Апгар, а через пять минут — все девять из десяти возможных.