Штамм. Закат (Дель Торо, Хоган) - страница 98

Здоровый ребенок.

И тем не менее Келли вдруг почувствовала сильнейшее опустошение. Это состояние не было столь глубоким и из­нурительным, как послеродовая депрессия, однако тем­ный ужас все же вселился в нее.

Родильный марафон серьезнейшим образом подорвал ее силы, молоко не появилось, плюс ко всему не сработал ее так хорошо задуманный план, и от всего этого Келли ощутила себя полной неудачницей. В какой-то момент Кел­ли даже сказала Эфу, что ей постоянно мерещится, будто она подвела его, отчего Эф пришел в совершенное замеша­тельство. Келли мнилось, что изнутри ее разъедает какая-то порча. А ведь до этого они сообща справлялись с любы­ми трудностями, и жизнь казалась легкой и беззаботной.

С того момента, как Келли полегчало, — а на самом деле с того момента, как она бесповоротно решила, что ее ново­рожденный мальчик — будущий гений, — она больше никог­да не отпускала Зака от себя. Какое-то время Келли была просто одержима идеей докопаться до сути того, что озна­чает «родиться в рубашке». Некоторые фольклорные ис­точники утверждали, что эта причуда природы — знамение будущих удач, даже предсказание величия. В иных леген­дах говорилось, что «рубашечники», как их порой называ­ли, — ясновидцы, они никогда не тонут, и ангелы награди­ли их особо защищенными душами. Келли стала рыться в литературе и нашла немало «рубашечников» среди вы­мышленных персонажей — например, таковыми были Дэ­вид Копперфилд и мальчик из «Сияния»*. А еще в рубашке родились многие знаменитые исторические личности, та­кие как Зигмунд Фрейд, лорд Байрон и Наполеон Бона­парт. Со временем Келли научилась оставлять без внима­ния любые неприятные ассоциации — к примеру, в некото­рых европейских странах считалось, будто дети, рожден­ные в рубашке, несут на себе проклятие, — и противопо­ставлять тоскливому ощущению собственной несостоя­тельности яростную убежденность, что ее мальчик, ее по­рождение — исключительный ребенок.

Пройдет время, и эти мотивы отравят ее взаимоотно­шения с Эфом, приведут к разводу, чего Эф никогда не хо­тел, и вспыхнувшей в результате развода битве за роди­тельское попечение над Заком — битве, которая после об­ращения Келли превратилась в борьбу не на жизнь, а на смерть. На каком-то этапе Келли вдруг решила, что если она не может быть идеальной парой такому взыскательно­му человеку, как Эф, то она будет для него нулем, пустым местом. Именно по этой причине личная беда Эфа — его пристрастие к алкоголю — наполнила душу Келли не толь­ко ужасом, но и тайной радостью. Ее подленькая мыслиш­ка обернулась реальностью. И реальность эта говорила о том, что даже у такого взыскательного человека, каким был Эфраим Гудуэдер, не получается жить в соответствии с принятыми им высокими принципами.