— Ты один, дедушка? — с удивлением спросила Эльза, входя в комнату. — Я думала, что у тебя Лотарь. Где же он?
— Наверху, пишет ответ на письмо, потому что его надо отправить с сегодняшней почтой. Ты, конечно, и сама не вспомнишь обо мне, так углубившись в разговор с тем!
— Ты сам сказал мне, чтобы я ушла, а Лотарь просил меня посидеть с его другом.
— Другом! — повторил Гельмрейх с насмешкой и горечью. — В самом деле, Лотарь жить без него не может! Раз уж он пострадал из-за одного друга сердца, мог бы на этот раз быть поосмотрительнее.
— Из-за какого друга? О ком ты говоришь?
— О твоем отце, которому он доверял так же слепо и который надул его, изменив своему слову…
— Дедушка, оставь это! — взволнованно перебила Эльза. — Я вынесу от тебя всякую жестокость, только оставь моего отца спокойно спать в могиле. Не говори о нем в таком тоне! Я не могу и не хочу слышать это!
— Скажите, как энергично! — иронически заметил профессор. — Она не хочет! Ты стала что-то уж очень самостоятельна замужем. Прежде у тебя не было собственной воли. Но, конечно, когда на человека целый день молятся, он поневоле начнет привередничать! Я считал Лотаря умнее; я думал, что отдаю тебя за серьезного человека, который уже давно бросил все эти дурачества, а он влюбился в тебя и поклоняется тебе, как идолу… Смешно!
Эльза ничего не ответила, а спокойно наклонилась, чтобы поднять соскользнувшее на пол одеяло, и старательно укутала колени больного.
Однако ее молчание еще сильнее раздражило его, и он продолжал в том же тоне:
— Добрый Лотарь! Он не нарадуется на твое так называемое «пробуждение» и дивится ему, как чуду, а ему следовало бы бояться его! Он по целым дням рассказывает тебе о своих путешествиях, разворачивает перед тобой картину всего мира и будит старое, необузданное влечение к нему, которое наделало мне столько хлопот в твоем детстве. Ослеп он, что ли? Ту Эльзу, которую он получил из моих рук, он удержал бы при себе, потому что она знала, что такое долг и послушание, а свою «обожаемую жену», которую он поспешил освободить от оков моей «тирании», он потеряет, а, может быть, уже и потерял, только не замечает этого.
— Ты несправедлив ко мне и Лотарю, — спокойно возразила Эльза. — Ты болен, дедушка…
— И потому ты великодушно прощаешь мне, не правда ли? Берегись! У больных глаза острее, чем у здоровых; они видят больше, чем тебе хотелось бы. — Вдруг он грубо схватил руку внучки, поправлявшую одеяло. — О чем ты говорила сейчас с этим Эрвальдом, когда он подошел к тебе так близко? Отвечай! Я хочу знать!