Русская поэзия начала ХХ века (Ахматова, Анненский) - страница 142

На первую страницу
На окне любимый бальзамин,
Луговин поемные просторы,
Тишину обкошенной межи,
Облаков жемчужные узоры
И девичью песенку во ржи:
Узкая полосынька
Клинышком сошлась, —
Не вовремя косынька
На две расплелась!
Развилась по спинушке,
Как льняная плеть, —
Не тебе детинушке
Девушкой владеть!
Деревца вилавого
С маху не срубить, —
Парня разудалого
Силой не любить!
Белая березынька
Клонится к дождю…
Не кукуй, загозынька,
Про судьбу мою!..
Но прервут куранты крепостные
Песню-думу боем роковым…
Бред души! То заводи речные
С тростником поют береговым.
Сердца сон кромешный как могила!
Опустил свой парус рыбарь-день.
И слезятся жалостно и хило
Огоньки прибрежных деревень.

<1908>

«Сердцу сердца говорю…»

Сердцу сердца говорю:
Близки межи роковые,
Скоро вынесет ладью
На просторы голубые.
Не кручинься и не плачь
Необъятно и бездумно,
Одиночка и палач —
Все так ново и безумно.
Не того в отшедшем жаль,
Что надеждам изменило,
Жаль, что родины печаль
Жизни море не вместило.
Что до дна заметено
Зарубежных вьюг снегами,
Рокоча, как встарь, оно
Не заспорит с берегами.

<1909>

«Я был прекрасен и крылат…»

Я был прекрасен и крылат
В богоотеческом жилище,
И райских кринов аромат
Мне был усладою и пищей.
Блаженной родины лишен
И человеком ставший ныне,
Люблю я сосен перезвон,
Молитвословящий пустыне.
Лишь одного недостает
Душе в подветренной юдоли,
Чтоб нив просторы, лоно вод
Не оглашались стоном боли,
Чтоб не стремил на брата брат
Враждою вспыхнувшие взгляды,
И ширь полей, как вертоград,
Цвела для мира и отрады,
И чтоб похитить человек
Венец создателя не тщился,
За что, отверженный на век,
Я песнокрылия лишился.

<1911>

«Темным зовам не верит душа…»

Темным зовам не верит душа,
Не летит встречу призракам ночи.
Ты, как осень, ясна, хороша,
Только строже и в ласках короче.
Потянулися с криком в отлет
Журавли над потусклой равниной.
Как с природой, тебя эшафот
Не разлучит с родимой кручиной.
Не однажды под осени плач
О тебе — невозвратно далекой,
За разгульным стаканом палач
Головою поникнет жестокой.

<1911–1912>

«Я — мраморный ангел на старом погосте…»

Я — мраморный ангел на старом погосте,
Где схимницы-ели да никлый плакун,
Крылом осеняю трухлявые кости,
Подножья обветренный, ржавый чугун;
В руке моей лира, и бренные гости
Уснули под отзвуки каменных струн.
И многие годы, судьбы непреклонней,
Блюду я забвение, сны и гроба.
Поэзии символ — мой гимн легкозвонней,
Чем осенью трав золотая мольба…
Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней,
Как буря в ущелье, таится труба!

<1912>

Старуха

Сын обижает, невестка не слухает,
Хлебным куском да бездельем корит;
Чую — на кладбище колокол ухает,
Ладаном тянет от вешних ракит.
Следующая страница