Тогда в Жакмеле рассказывали, что она вложила деньги в кинотеатр в память об одном знаменитом актере, который был ее любовником в Париже, но потом оставил ее ради какой-то скандинавской кинозвезды. Добавляли, что этому актеру повезло, потому что, если бы он слишком усердствовал в своей страсти, он тоже погиб бы на какой-нибудь автостраде европейской. Большая красота влечет большие несчастья. Шептались также, что деньги, потраченные на строительство кинотеатра, имеют колдовское происхождение. Их якобы выкопала в своем саду несколькими годами ранее мать Изабеллы, вдова генерала Цезаря Рамоне; она извлекла на свет Божий несколько кувшинчиков, наполненных луидорами, а также драгоценную посуду.
Часто выезжая на природу, тетушка Заза отдыхала от жакмельских пересудов. Она владела небольшой фермой у Заколдованной горы на плато, нависавшем над морем. Она проводила там почти все субботы и воскресенья и никогда не отправлялась туда одна — во избежание разговоров о любовниках, якобы вытащенных из той же ямки, что и средства для кинотеатра. Она брала с собой либо подружку, либо мать.
В нашей семье обожествление Изабеллы Рамоне объяснялось не только ее физическим обаянием. Она заслуживала всяческих похвал своей деликатностью, добротой, простотой, щедростью к бедным. Она всегда была готова оказать услугу, отличалась предупредительностью и никогда ничего не требовала взамен. Ее не видели в дурном настроении, капризной, тщеславной, жеманной или экстравагантной, а ведь такие свойства очень часто портят характер красавиц. Она ничего не требовала от людей, «была не священным животным, пожирающим приносимые жертвы», а скорее «кинжалом, нежно вонзившимся в сердце», как выразился однажды приятель моего отца.
Для меня, любимого ее племянника, тетушка Заза была неотделима от кино, дарившего очарование всем вечерам моего отрочества. Экран оделял меня красивыми, чарующими воображение картинками. Часто она сама являлась в маленький зал, садилась рядом, и ее присутствие как бы расширяло рамки фильма. Я долго верил в то, что пучок света, посылающий на полотно экрана увлекательные искорки и волнующие грезы, исходит от ее тела. Но лет с пятнадцати я начал восхищаться теми качествами Зазы, которыми она обладала в действительной жизни.
Сидя в темноте рядом с нею, я уже не столь внимательно воспринимал экранные сказки, и вся моя кровь приливала к тому «кино», которое тоже потрясало мое существо, но совсем, совсем иначе. Заза невинно проводила рукой по моим волосам, затылку, голым ногам, не ведая, что ее нежность охватывает меня истомой с головы до пят. Я улавливал присутствие женщины, как некоторые животные улавливают приближение бури или землетрясения.