В темноте уже прибыли в Луганск. Ссадили нас на перекрестке около дома, где помещалась итальянская полевая почта. Гололедица, кованые ботинки скользят — ноги разъезжаются. Оставили на почте наше барахло и пошли на этап ужинать.
Столовая помещалась в доме, где когда-то была квартира директора Луганского патронного заводика — впоследствии я переписывался с его дочерью, проживавшей в Тунисе. На этапах за одну оккупационную немецкую марку выдавали хороший обед и вино, а также три папиросы и бутерброд на завтрак. Но итальянцы питали такую ненависть к немцам, что никогда в немецкие столовые старались не заходить. Возвратились на полевую почту — там десятки тысяч писем и газет, на армию в 250 тысяч — корреспонденция колоссальная, не знаю, какова судьба её. Разлеглись на ночь на горах этой корреспонденции.
19 января 1943 года. Наше Крещенье. Утром пришли на почту уборщики — здоровый бородатый дядя с женой и старик осетин. Разговорились: они сообщили, что за последние годы местного коренного населения осталось не больше десятой части, а остальные — пришлые со всех концов страны, так как каждый ищет, где лучше живется. Русский с женой предложили нам остановиться у них и на санках перевезти наше имущество к ним в дом. Вышли на улицу, дядя везёт на санках наши «гробы» и мешки. Слышен колокольный звон, приглашающий верующих в церковь, навстречу идут детишки в школу — славные мордочки, весёлые, румяные. Они к нам: «Дядя, у вас есть мадонны (иконы с Божьей Матерью)? Спрашиваю: «Куда вы идете, в школу? Так сегодня ведь праздник, наше Крещенье!». Ребята переглянулись: а ведь впрямь праздник, чего же мы в школу пойдем? Дядя говорит: «Да они уже по-новому отпраздновали». Поехали дальше, и не знаю, пошли ли дети в школу, так как они остались в раздумье — идти или нет.
С нами в хате поместилось несколько итальянских офицеров. Помылись, навели красоту, хозяйка вскипятила воду для чая, но пришёл солдат и сказал, что Луганск эвакуируется и нам нужно отправляться на шоссе километра за три, где будет транспорт, который нас заберёт. Опять погрузили наши вещи на санки, хозяин впрягся. Он обращается к нам — там вот, в соседнем доме, итальянская кухня, остаются дрова, так как итальянцы уезжают, — можно ли их забрать? Мы ответили, что можно. Прибыли в указанное место, сгрузили наше имущество и поблагодарили милого человека, но подарить ему было нечего, так как у нас самих ничего не было, но он, верно, остался доволен дровами с итальянской кухни.
Ждали мы на снегу часа два, транспорта нет. Пошли на вокзал, итальянский комендант сказал, что немцы нам никакого содействия не окажут, так как злы на итальянцев за их отход с Дона. Обещал нас завтра устроить на поезд итальянский. Мы узнали, что недалеко должен пройти итальянский авиационный транспорт (направляющийся на Юзовку — Сталино по-советски). Мы нашли двух мальчиков лет по 12-ти с санками, погрузили наше имущество, сами помогали подталкивать санки, расплатились с ними консервами, полученными от итальянцев, «ликвидировавших» продуктовый вагон. Подошли итальянские камионы; мы на ходу бросили в них свои «гробы» и мешки, и вечером прибыли в Алчевскую (Ворошиловск) — там весной 1919 года Корниловский полк вёл бои, хотя я в них не участвовал, так как перед этим был ранен 5 марта при взятии города Дебальцево. В Юзовке при советах было полмиллиона населения, огромные металлургические заводы, которые действовали, так как советчики при своём отступлении не успели их взорвать. Поужинали в столовой итальянского этапа, за одну оккупационную марку переночевали в крестьянском доме. Хозяйка, служившая когда-то прислугой в господском доме, очень расхваливала жизнь при царском режиме.