Но тогда я этот фильм еще не смотрела. Я стала еще осторожнее, уже не доверяла добытую информацию вообще никому, кроме Иманта, даже своему начальнику. Информация все равно продолжала утекать, из чего я сделала вывод, любезно подсказанный мне Имантом, о том, что мой кабинет прослушивается.
Как раз в этот период ко мне зашла моя бывшая коллега по районной прокуратуре и, очень стесняясь, сказала, что ее попросили мне передать конкретные люди, – и она назвала этих конкретных людей, из нашей же системы, – что если с головы Владимирова упадет хоть один волос, то моей судьбе не позавидуешь, а пока чтобы я ходила по улицам и оглядывалась. Приятного в этом было мало, особенно мне хотелось оглядываться, когда, плотно поработав, я выходила из прокуратуры поздно ночью и отчетливо осознавала, что на этой пустынной улице можно просто, сидя на лавочке напротив прокуратуры, подождать, когда я выйду, расстрелять меня из автомата и спокойно уйти и никогда не быть найденным.
Тем более что я сама была абсолютно беззащитна и даже не знала, что делать с выданным мне оружием, по причине полного неумения его применять. При этом я страстно хотела научиться стрелять, в смысле – попадать в цель, а не просто нажимать спусковой крючок. Но результаты моих занятий стрельбой были настолько неутешительны, что инструктор стал оставлять меня одну в тире, чтобы никто не сбивал меня с толку пальбой над ухом, показывал, как держать спину, как дышать, я все делала по правилам, а он потом искал по тиру следы от моих пуль и приговаривал: «Нет, я понимаю, что можно в мишень не попасть, но в стене-то должна дырка остаться?!»
Кроме того, меня волновал вопрос, должным ли образом будет оформлен мой труп? Ничего смешного в этом нет: я столько раз видела трупы людей, застигнутых убийцами в самые неподходящие моменты, что весьма трепетно относилась к тому, как я буду смотреться в такой обстановке. Был в моей жизни случай, когда я очень поздно попала в парикмахерскую, мастер накрутила мои волосы на бигуди и ушла пить кофе, а в зале остались я и еще одна запоздалая клиентка. И вдруг в парикмахерскую вошли двое молодых людей весьма странного поведения: они стали зигзагами передвигаться по помещению и бормотать какие-то нелепости, и я поняла, что это наркоманы «под балдой». Мое воображение услужливо нарисовало картину похищения ими выручки и убийства двух беззащитных женщин, то есть нас – свидетелей ограбления, и я впала в транс при мысли, что вот приедет дежурная группа осматривать наши трупы, а мой труп – с папильотками на голове. Мое воображение как-то упускало процесс лишения меня жизни, а вот картину осмотра лишенного жизни тела рисовало во всех красках. К счастью, наркоманы, видимо, были недостаточно агрессивными и несолоно хлебавши покинули парикмахерскую, когда вернулись мастера.