В общем, Хаммер должен был умереть, и я как жительница Петербурга не могла не порадоваться исчезновению человека, который собирался наводнить Питер головорезами и переплюнуть в наших краях колумбийскую наркомафию; хотя как следователь по особо важным делам прокуратуры города должна была искать его убийц. О близости Владимирова к Хаммеру свидетельствовал и тот факт, что в машине последнего, застреленного неустановленными автоматчиками, нашли документы некоего Аполлона Березкина, которые были у него отобраны гаишниками за месяц до того. Их нахождение в машине убитого объяснялось тем, что Березкин, утратив документы, обратился к своему знакомому работнику милиции – «Владику в кубе» – с просьбой помочь получить документы. Владик нашел милиционеров, их отобравших, и в день убийства Хаммера милиционер, которого Владик подрядил охранять Хаммера, взял их у гаишников и должен был передать Владику, но не успел, был сражен пулей киллера.
Я допросила и Березкина; в его биографии был такой нюанс – он являлся владельцем темного «BMW». Он клялся, что в момент покушения на Валентина он отсутствовал в городе, и в подтверждение своего алиби называл не меньше дюжины человек, готовых засвидетельствовать его лояльность. (От него я, кстати, узнала, что пару лет назад, как раз в то время, когда Владик Владимиров должен был лететь в Азербайджан за документами убийцы, он на самом деле летал в Волгоград за своей машиной, которую у него угнали в Питере, а позже нашли в Волгограде.) Дальнейшая судьба Аполлона была незавидна – через год его застрелили в собственной квартире.
Наконец дело попало в суд. И тут же вернулось обратно – я квалифицировала действия Владика как организацию убийства, а суд повелел в соответствии с модой вменить ему в вину бандитизм.
К тому моменту, когда дело попало в суд во второй раз, с обвинительным заключением, подписанным уже не мной, основные свидетели обвинения, опознавшие Владика как водителя темного «BMW», сидели за вымогательство в том же изоляторе, что и Владик. Я ужаснулась, когда узнала об этом, поскольку влиять на человека, находящегося в тюрьме, проще некуда. Тем более Владику, который, по оперативным данным, уже успел обзвонить из тюрьмы всех свидетелей, находящихся на свободе, и высказать им претензии – зачем они дают на него показания.
(В том, что следственно-арестованный звонит из тюрьмы, в наше время ничего удивительного нет. Я слышала рассказы о том, как привилегированным заключенным на тарелочке приносят радиотелефоны, те звонят, и телефоны уносят обратно, чтобы их не обнаружили при досмотре камер. В общем, реклама сотовых телефонов: «Связь, дающая свободу» вполне может украшать следственный изолятор. А некоторым не требуется даже мобильного телефона, достаточно стационарного. Один мой подследственный, весьма известный и богатый человек, все время, проведенное в следственном изоляторе, беспрепятственно пользовался стационарным телефоном, установленным в кабинете оперативника, причем хозяин кабинета не гнушался сбегать в камеру за следственно-арестованным и пригласить его к телефончику, если тому звонили. Клиент следственного изолятора так и говорил по телефону собеседникам: «Ты мой домашний телефон знаешь? Нет? Ну, запиши», и диктовал номер телефона оперативника. «В общем, теперь знаешь, как меня найти в любое время. А что я сейчас делаю? Провожу оперативное совещание, передаю трубку моему заместителю», и с друзьями подследственного начинал разговаривать «заместитель по оперработе», он же оперуполномоченный следственного изолятора. Впрочем, когда эти материалы мы положили на стол заместителя прокурора города, тот вынес вердикт: «Не виновен». «Нет состава преступления, – сказал он, – есть небольшой служебный проступок, но под вопросом, а может быть, и проступка нет».)