— Нет, — сказала я. — Можно, я позвоню?
— Да ради Бога.
Он выгреб из-под кучи всевозможного хлама телефонный аппарат, и я набрала номер Шарафутдинова. Мне во что бы то ни стало надо было доехать до УБОПа и отправить Шарафутдинова в Москву за пулями. Но его телефон молчал. Зато зазвонил мой мобильный.
— Мария Сергеевна, — услышала я голос шефа, — как дела? Задержание оформили?
— Оформила, — вздохнула я. Шеф, как всегда, выразился очень точно. В этой ситуации от меня большего, чем услуги по оформлению, и не требовалось.
— В прокуратуру вернетесь?
— А надо?
— Я вас жду, — сказал шеф и отключился.
Я попрощалась с экспертом и ушла. Но события этого длинного дня еще не были исчерпаны.
В прокуратуре уже тоже было темно, и свет горел только у прокурора. Я вошла к нему не раздеваясь, и прямо в куртке присела у стола, собираясь с мыслями.
— Сегодня Кочетова рапорт написала, — поделился со мной шеф.
— Лариса? — удивилась я.
Кочетова работала помощником прокурора, поддерживала обвинение в суде уже сто пятьдесят лет, своей работой была очень довольна, в городской находилась на хорошем счету, судьи ее любили, в общем, она была последним человеком, от которого можно ожидать такого фортеля. Тем более, что государственные обвинители были единственным надзором в прокуратуре, кто мог спать спокойно: уж их-то сокращение коснуться не должно было. Намечаемые в прокуратуре сокращения имели лью привести этот орган к европейской модели, осуществляющей только уголовное преследование, и поддержание в суде государственного обвинения полностью соответствовало этой модели, в отличие от остальных видов надзора.
— Лариса, — грустно подтвердил шеф.
— Она же еще пенсию не выработала. — Я ей то же самое сказал.
— А в чем дело?
— Поговорите с ней завтра, ладно? — попросил шеф. — Может, одумается. Ну, а что у вас?
Я набрала воздуху и рассказала шефу все честно, без утайки. И про обед с Барракудой в гостинице, и про инсинуации, связанные с голубым бриллиантом, и про разговор с Ермиловым, и про обаяшек-оперов. И про чеки с подписью Нагорного, и про пистолет, и про пули.
— Полагаете, фальсификация? Все-таки подбросили ему пистолет? — шеф, не глядя на меня, постукивал по столу сломанным карандашом.
— На девяносто процентов.
— По заказу Нагорного?
— А это — на сто процентов.
— Так что, он жив и где-то прячется?
— Да, — твердо сказала я. — Теперь у меня уже сомнений в этом не осталось.
— Инсценировал свою гибель?
— Ничего он не инсценировал. В панике сбежал, после убийства жены. Он прячется не от прокуратуры, а от киллеров.