Хотя он до меня мог не дозвониться.
— Послушай, Костя, мне ребенок сказал, что мне кто-то звонил днем. У Бурова мобильника не было?
— Что ты, откуда? А вот телефонная карта была. Пойдем-ка, посмотрим.
Мы вошли в парадную, и сразу увидели рядом с телом на листке бумаги, расстеленном на полу, все буровское богатство, аккуратно вынутое у него из карманов: одноразовая зажигалка, старенький бумажник, перочинный нож и таксофонная карта. Отлично; можно будет проверить, звонил он мне или нет.
Может, телефонная карта хранит сведения и о другом звонке — связанном с убийством. Хуже, если Буров звонил из кабинета, или ему звонили в кабинет.
Мы с Мигулько рассказали дежурному следователю, занятому протоколом, о том, какие следы мы обнаружили на улице. Следователь пообещал, что все зафиксирует. Здесь вроде бы все шло, как надо, и я, отведя Мигулько в сторону, предложила ему не терять времени — поехать в наше РУВД и открыть кабинет Бурова. Вдруг там есть хоть что-то, что натолкнет нас на разгадку. После того, как стало ясно, что труп Бурова привезли сюда на машине, в «пьяное» разбойное нападение уже не верилось.
— Смотри, — рассуждала я по дороге, — если его сюда привезли аж на машине, значит, его убили в таком месте, которое само по себе может указать на убийцу.
Значит, надо искать место, где его убили.
— Остались сущие пустяки — найти это место, — цедил Костя. — Как ты себе это представляешь?
Я пока себе этого не представляла, хотя некая смутная идея брезжила в мозгу, но никак не могла оформиться во что-то конкретное.
В дежурке РУВД нас встретили сочувственными взглядами, и явно рассчитывали на подробности, но Костя, ответив на слова утешения, быстро прошел наверх, а я поторопилась за ним.
Поднявшись в убойный отдел, мы немного постояли возле двери в буровский кабинет, невольно оттягивая момент, когда мы войдем туда. Войдем и осознаем, что хозяина кабинета уже нет в живых. Потом Костя достал связку ключей, и, выбрав нужный, открыл кабинет; я заметила, что руки у него слегка дрожали.
Остановившись на пороге, мы обвели кабинет взглядом.
Вот на подоконнике вымытые и перевернутые бокалы, из которых мы пили коньяк в ночь с пятницы на субботу. В углу у сейфа стоит пластиковая бутылка с коньяком; насколько я могла судить, содержимого в ней с пятницы не уменьшилось, значит, после нашего ухода Буров не пил в одиночестве.
Все в кабинете было так же, как в пятницу; только Бурова уже не было в живых. Обводя глазами кабинет, я видела перед собой замызганный пол парадной и кровь вокруг трупа. Мигулько присел на диван и обхватил голову руками. Я присела рядом, и выждав некоторое время, тронула его за рукав.