Квартира встретила ее умопомрачительным мясным духом с чесноком, с лимоном и со всякими еще специями. Аж скулы свело. Надежда решительно прошагала на кухню, достала из духовки противень с дошедшей до своего гастрономического апогея свининой, шмякнула его на стол, подвинув пренебрежительно блюдо с ананасом-грудкой-овсянкой. Потом отрезала от куска свинины порядочный пласт и выложила его себе на тарелку. И начала торопливо есть, засовывая ароматное мясо в рот большими кусками. Организм тут же насторожился, не веря еще до конца своему счастью. Потом все-таки обрадовался, потом снова насторожился — зачем так много сразу-то…
А Надежда все ела и ела торопливо, не ощущая вожделенного мясного вкуса. Нет, вкус, конечно, был. Только горький почему-то. Вкус горя, вкус несчастья, вкус женской брошенности и неприкаянности. Или, может, пришибленности, как Ветка только что выразилась.
* * *
Нет хуже маетных выходных, когда девать себя некуда. Когда не можешь ничем заняться, когда все валится из рук, когда окружает тебя противное и свеженькое, кровоточащее еще отчаяние, к которому пока не привыкла душа и не приняла в себя окончательно и смиренно. И весь организм яростно сопротивляется этому отчаянию и пытается вытолкнуть его из себя то вспыхнувшей головной болью, то частым ни с того ни с сего сердцебиением, то влажным туманом перед глазами. Вроде и слез нет, а туман есть. И все время хочется бежать куда-то, или звонить, или что-то такое срочное предпринимать, спасать положение… Только некуда бежать. И звонить никому не хочется — бередить кровоточащую рану. И стыдно к тому же. Так же стыдно, как в собственной бестолковости и ненужности признаться. И так же маме, она помнит, было стыдно рассказывать подругам и родственникам о пьяных загулах отца. Вот она и вещала бодрым голосом в трубку, что все у них в семье благополучно и замечательно…
Надежда сразу решила, что не будет никому рассказывать об уходе Вити. Потому что действительно стыдно. Потому что хороших жен мужья не бросают. И еще — потому что он обязательно вернется! Не сразу, конечно. Может, через неделю. Может, даже через месяц. И пусть она будет, как Ветка выразилась, с детства сломанная. Или та самая «пришибленная», она согласна. Лучше уж быть пришибленной, чем брошенной. Любую замужнюю женщину спросите — она подтвердит. Если у нее муж непьющий и адекватный. И если она не из бывших ярых феминисток, конечно. Хотя все эти феминистки и произрастают наверняка из обиженных-брошенных, у которых надежд на семейно-трезвую жизнь совсем не осталось. Вот как у Ветки, например…