Ну да нам ждать недосуг. Пойдем дальше, пользуясь перепиской Саши с Любой. Благо, она изобильна - они же договорились переписываться.
Прежде всего, условимся исходить из того, что Блок и впрямь чувствовал себя хуже некуда и, добравшись до дому, тут же свалился в постель. Иначе, если верить его письмам, и быть не могло. Настаивать на этом не беремся, но из чего-то же исходить надо.
Итак - Блок лежит. И вечером того же дня пишет возлюбленной: «Ты Первая моя Тайна и Последняя Моя Надежда. Вся жизнь моя без изъятий принадлежит Тебе.». Ну, наконец-то с «Вы» покончено.
Отныне - Ты - фирменное блоковское Ты - с прописной.
Люба - больному: «Долго ли мы еще не увидимся? Боже мой, как это тяжело, грустно! Я не в состоянии что-нибудь делать, всё думаю, думаю без конца о тебе, всё перечитываю твое письмо, твои стихи, я вся окружена ими, они мне поют про твою любовь. Только бы не эта неизвестность!». В ответ: «Я не знаю, когда это, наконец, возможно, клянусь Тебе, что сделаю всё, что в моих силах. Я хочу быть перед Тобой полным бодрости и духовной силы, а любовь не измерится и не погаснет ни теперь, ни после, никогда». Сразу же просим извинения: из писем Блока мы будем выбирать лишь что-то действительно наполненное содержанием. В массе своей они столь ужасно прекрасны, что цитированию не подлежат. Мысль, растянутая на страницу-другую, как правило, одна: Ты - Мое Всё и Как Это Здорово! Она: «Мой бесконечно дорогой, милый, единственный! . как мне хочется скорей, скорей опять быть с тобой.».
Ей хочется быть с ним, и тут всё понятно. Тут всё по-людски.
Но встреча за черт те какими горами: «Моя дорогая, я могу написать тебе только несколько слов, прости меня, у меня 40 градусов жару. Это пустяки, но писать трудно. Прости, до свиданья, люби меня. Твой до конца».
Это уже 13 ноября. И 14-го: «.. .нужно выздороветь и «исполнить всякую правду», чтобы жить и дышать около Тебя, если Ты позволишь, и умереть, если Ты потребуешь». Пардон, пардон, пардон!.. Она, вообще-то, не настаивает ни на какой смерти - напротив: требует, чтобы поскорее выздоровел. Она ходит в Казанский молиться за него - «со всей любовью и бесконечной верой».
Узнав о чем, он пытается несколько успокоить: «Ты напрасно думаешь, что мне так плохо и тяжело. Всё мое несчастье в том, что я не могу раньше срока выходить из дому, а жар и всё прочее бывает при всех болезнях.» Опять пардон, Александр Александрович! Что значит напрасно, если вы же и жалуетесь на 40 градусов жару? И какой это такой срок, «раньше которого»?.. И о каких это «всех болезнях» речь?..