Встречный бой штрафников (Михеенков) - страница 161

– Сегодня спать можешь внизу, в подвале. Там тепло и сухо. А я подожду Армана, – сказала она. – Сумку твою я принесу попозже. Все переложишь в рюкзак. С рюкзаком тебе будет удобнее.

Они спустились в подвал.

– Ты можешь спать на моем матрасе. Здесь я сплю во время налетов, когда вверху страшно.

– А как же ты?

– Сегодня же нет налета. Я буду там, вверху. Посижу у окна. – Она поднесла свою свечу к его лицу и спросила: – Сколько тебе лет, Иван?

– Двадцать пять. Что, старовато выгляжу?

– У тебя есть брат?

– Да, есть. Санькой зовут. Младший.

– Я его знаю, – сказала она.

– Как? Он здесь?

– Нет. В октябре сорок первого он пришел в нашу деревню и зимовал у нас в Прудках. Все его звали Курсантом. Вы с ним очень похожи. Даже голоса. Но он выше тебя ростом.

– Точно, выше. Братень у меня гвардейского роста – метр восемьдесят два!

– Вначале он жил у нас в Прудках, у одной женщины. В примаках, как и все окруженцы. Потом ушел в лес, стал командиром партизанского отряда.

– Прудки? Что-то знакомое. Это где?

– На Варшавском шоссе между Юхновом и Малоярославцем.

– А мы с Санькой из Подлесного! Это же совсем недалеко! Расскажи, как он там, братень мой?

– Он с отрядом ушел. Мы зимовали на одном лесном хуторе. А он увел отряд к Вязьме. С ним уходил мой брат, Иванок. Потом вернулся. Их отряд почти весь погиб во время окружения.

– А Санька? Санька жив?

– Иванок о нем ничего не говорил. Значит, живой. Брат вспоминал только погибших.

– Санька учился в Подольске, в пехотно-пулеметном училище. Он был лейтенантом? Какие у него были петлицы?

– Нет, он был в курсантской одежде. И петлицы на нем были курсантские. И звали его, я ж говорю, Курсантом. В него Пелагея Бороницына влюбилась. У нее трое детей, муж на фронте, а она в вашего младшего брата влюбилась.

– Откуда ты знаешь?

– Вся деревня об этом знала.

– Расскажи, Шура, расскажи о нем еще что-нибудь. – Иван схватил девушку за плечи и начал тормошить.

– Иванок говорил, что Курсант очень хороший командир, что его все слушались. Они казаков в поле перебили. Вначале в поле, потом в деревне.

– Казаков?

– Да, полицейские у нас были казаки. Форму казачью носили. И гуторили с южным и украинским акцентом. Правда, не все. Вот с ними у нашего отряда была война. Казаки, когда захватили нашу деревню, требовали, чтобы им девушек отдали и молодых женщин. А наши не согласились. Ночью казаки перепились и уснули. Наши вошли в деревню… Никого не оставили. А потом нашу деревню сожгли. Иванок говорил, что Курсант очень метко стрелял из винтовки и убил многих немцев и казаков.

Шура задула его свечу и ушла. А он лег на матрац, набитый то ли соломой, то ли половой, и никак не мог уснуть. Перед глазами вставал то Санька, то отец, то будто он стреляет из своего пулемета по мотоциклистам и у него кончаются патроны в тот самый момент, когда мотоциклисты приблизились на расстояние верного выстрела…