Воронцов подполз к нему, заглянул в лицо. На фронте он привык ко всему. В том числе и к смерти в ее различных проявлениях, и к виду убитых. Но то, что он увидел, ужаснуло. Лицо лейтенанта Петрова было буквально срезано. В разбитой, раздробленной каске лежало то, что осталось. Только тело лейтенанта под забрызганным кровью балахонистым маскхалатом все так же бугрилось сгустками мышц, и огромные руки, ладонями вверх, были раскинуты вольно, как в полете. Одна в сторону, другая вверх, над головой. Растаявший снег собрался в ладонях лейтенанта лужицами мутноватой воды.
Воронцов попытался поправить его руки, но они уже окоченели. Прощай, Петров, мысленно простился Воронцов со своим взводным, в неурочный час ты нас оставляешь. Но мы еще постоим…
После того как Бальк передал раненого ротного санитарам, его тут же втолкнули в какую-то небольшую, числом около взвода, колонну разноперо одетых и вооруженных в основном винтовками людей и погнали снова к дороге. Он бежал, сжимая в руках винтовку и тупо глядя в затылок мелькавшего впереди него стального шлема, и молил об одном: только не туда, только бы не туда…
Вскоре им приказали остановиться. Разделили на две команды. Каждая из них начала быстро грузиться на бронетранспортер.
«Гроб», в который влез Бальк, оказался латаным-перелатаным ветераном, который доехал до этих гнилых болот, должно быть, от самой Франции, от линии Мажино. Механик-водитель между тем вел бронетранспортер уверенно. И вскоре они объехали позиции артиллеристов, которые из своих приземистых орудий вели огонь куда-то вперед, в прогалы между маневрирующих и горящих танков и бронетранспортеров.
Русские ПТО стреляли уже реже. Но опасность того, что очередная трасса бронебойного или, хуже того, осколочного снаряда влепит прямо в их машину, все же существовала. Более того, когда Бальк высунул голову из-за наклонной бортовой брони и посмотрел вперед, куда предстояло через минуту-другую бежать, рассыпавшись цепью, он увидел именно такую картину: две трассы, одна за другой, окатили вспышкой электросварки мотор и борт идущего впереди бронетранспортера. Он сразу остановился, задымил. Вспыхнул бензобак. Еще один взрыв сотряс бронированную машину. В снег, словно порванная гирлянда, полетели звенья гусениц и куски искореженной обшивки. А возможно, и части человеческих тел. Потому что никто из «гроба» так и не выскочил.
– Там никого не было, – сказал, перехватив его взгляд унтер-офицер, которого назначили командовать ими в предстоящей атаке. – Только водитель и пулеметчик. Больше никого.