Капка вышла с ведром в руке. Оставила на крыльце. Дверь
спиной придержала, оглядев незваных гостей спросила:
— А бумажка есть, что вы — пожарники? Разрешение на проверку имеете? Если нет — не пущу, мамка не велит. Ругать станет, — держала двери не шевелясь.
— О нас по радио предупреждали, — нашелся Васильев.
— И о ворах по радио говорят. А я откуда знаю, кто вы?
— Воры не стучат. Они сразу входят, — встрял оперативник.
— Я не знаю, как кто входит, мне мамка никого не велела пускать.
— А где она? — спросил Васильев.
— В городе. В больницу пошла. Она там лечится. И мне таблетки приносит.
— Какие? — насторожился Васильев.
— Горькие.
Капка сразу поняла, кто пришел к ней в хазу. И напряженно думала, как избавиться ей от непрошенных гостей.
Васильев спрашивал ее, из какой деревни приехали они с матерью, где она училась?
Задрыга усмехнулась:
— Вы печку проверять пришли или нас с мамкой? — съязвила тут же.
Оперативники, потеряв терпение, оторвали девчонку от двери. Вошли в хазу под громкий вой Задрыги.
— Помогите! Воры!
И тут же, будто по сигналу, из всех дверей выскочили алкаши и мелкая шпана. Всех их щедро подкармливал Шакал. Узнав в пришедших следователя милиции, взялись за колья, дубинки. Взяли в кольцо, плотное, непробиваемое.
— Чего к девчонке пристали? Что нужно от нее? Силовать хотели? — поднял первым дубинку махровый забулдыга, какого не раз колотили в вытрезвителе опера.
— Лягавые собаки! — взвизгнула какая-то ханыга за спинами мужиков.
— Бей мусоров! — пронеслось над головами.
Никто не хотел слушать Васильева. Заломская свора облепила чужаков. Ненависть к ним сидела в каждом. Всякий заломец носил отметины милиции на судьбе и теле, на своей биографии и подмоченной репутации.
— Не трогали мы ее, не обидели! — пытался образумить толпу Васильев. Но его слова не убедили, не остановили никого. Нужен был повод. Им стал приход милиции.
Васильев знал, слышал, что в Заломах, случалось, расправлялись с милицией. А потому безоружными туда не появлялся никто.
Едва его достали колом, следователь вырвал из кобуры наган.
Направил в ударившего. Тот вмиг отрезвел. Выронил из рук кол, умолк.
Примеру Васильева последовали оперативники.
— Кирюхи! Нас на пушку берут! Эй, кореши! Лягавых припутали! Давайте зароем их тут! — орала толпа, не рисковавшая подойти к милиции вплотную.
Как ни паскудна эта жизнь, но она лучше смерти. С нею не хотели расставаться и пропойцы, даже за хорошее угощение от Шакала.
Да и Васильев, увидев пустую комнату, потерял всякий интерес к проверке, понемногу отходил от крыльца, внимательно следил за толпой. Нет, в этой своре он не узнал ни одного законника или шмары. Одна городская накипь. Среди таких не живут фартовые. Им это западло, вспомнил фартовое словечко, и отступив на городскую дорогу, остановил первую машину, вместе с оперативниками вернулся в отделение, где дотошный Степанов, расспросив о неудачном визите, громко и обидно смеялся.