О многокрасочный Геликс! Радужный водоворот, яркий лабиринт суетливых улиц и цветных построек, поднимающихся по спирали к вершине невысокой горы или высокого холма, тоже именуемого Геликсом. Город лежит в нескольких милях от Каркман-Ра, самого оживленного порта планеты, движителя торговли всего Агонского моря.
Все склоны Геликса застроены горделивыми дворцами и особняками, и их горящие на солнце черепичные крыши и яркие стены сверкают, словно бесчисленные грани невероятного драгоценного камня, выступающего из почвы. Потому что цвет в Геликсе значит много. Вообще-то, на всем архипелаге Эфезиона щегольство и всякого рода рисовку возводят в культ — Базар Южного Полушария, вот как называют эти острова, — однако в Геликсе краски воистину не ведают границ, не знают удержу. Устремленная к небу, поскольку город раскинулся по склонам горы, каждая постройка здесь на виду и старается заявить о себе. Это просто праздник красок.
Таким увидел город Бронт Безжалостный, когда осенним утром топал вверх по закрученным спиралью улицам, пробираясь между подводами и наемными фургонами, колесницами и рикшами. Будучи тундровым джаркеладцом, человеком, рожденным для войн и набегов, Бронт глядел на ошеломляющий Геликс, ощущая легкое смятение от переизбытка деталей. Куда ни посмотри: если карниз, то с затейливой резьбой, если окно, то с красочной рамой, а если дверь — непременно с пилястрами или обшитая панелями… и, главное, все излишества старательно выкрашены, каждое в свой оттенок.
Оттенки красок служили темой и всех разговоров, долетавших до ушей воина, — только краски тут и обсуждали. До Бронта из толкающейся толпы доносились такие обрывки бесед:
— …понимаешь, балки терракотовые, стенные панели абрикосовые, а все филенки цвета мов![7]
— Цвета мов? Да ты смеешься!
— Чистейшая правда, даю слово!
Плечи Бронта были мускулистыми, как бедро титаноплода. Из ножен за спиной торчала рукоять широкого меча, а что касается украшений, тут он был настоящий аскет. На медной кирасе покрытого шрамами ветерана субарктических походов имелось лишь одно-единственное скромное украшение: отрезанная голова, вытисненная на выпуклой нагрудной пластине. Доспехи были грубые, сработанные кузнецом в тундре, на маленькой наковальне, водруженной на телегу. Ничего удивительного, что воин выслушивал эти эстетские разговоры со все нарастающим раздражением.
Надо сказать, Бронт вовсе не был неотесанным болваном, напрочь лишенным эстетического чутья. Чувства человека — суть окна, открывающиеся в божественное, сквозь щелки чувств можно познать совершенство. И разве человек, обладающий душой, не ощутит трепет, услышав протяжную песнь накануне кровавой битвы? Заметив изгиб бедра гурии, распробовав охлажденное в снегу вино? Оценив тяжесть монет в кошеле? Или, что еще лучше, завидев золотой маслянистый блеск этих монет? Но сколько красок нужно разумному человеку? Что это за цвет такой, ради Черного Разлома, мов? А терракотовый, что за оттенок?