Мы уже отложили карты, когда со стороны лагеря размашистым шагом притопал Ведьмак:
— Ильмо. Каркун. Гоблин. Одноглазый. Старикан зовет вас.
Одноглазый проворчал:
— Вот надо было Гоблину разевать свою треклятую варежку.
За две минуты до того Гоблин пробормотал:
— Начинается. Что-то такое в воздухе.
Я вмешался:
— Н-да. Это все из-за него. Предлагаю надрать ему задницу, если нам опять придется где-то усмирять повстанцев.
— Увянь, Каркун. — Ильмо отодвинулся от стола. — Но я согласен. Я почти забыл, как это здорово — служить в гарнизоне.
Его понесло: чистые мундиры, вдоволь пива, постоянная жрачка плюс почти неограниченный доступ к излюбленному солдатскому способу сорить деньгами и убивать время.
Мы двинули на улицу, предоставив карты другим — уже делавшим ставки. Я сказал:
— В этом и суть дежурства в гарнизоне. Самая сложная работа, которую мне поручили, было уломать Одноглазого, чтобы он исцелил парней, подхвативших трепак.
Одноглазый сказал:
— За что люблю гарнизон — за финансовые возможности.
Еще бы. Отправьте его куда угодно, дайте неделю, и он уже ввяжется в какие-нибудь аферы на черном рынке.
Ведьмак пристроился поближе, шепнул:
— Надо переговорить с глазу на глаз.
Он незаметно сунул мне измятый клочок пергамента, квадрат со сторонами в три с половиной дюйма. Грязный и скверно пахнущий. С треугольной дыркой там, где его на что-то вешали. Когда я развернул, Ведьмак выглядел так, будто вот-вот запаникует.
Я остановился. Другие тоже, интересуясь, в чем дело.
Я прошептал:
— Где ты это взял?
Когда Шепот явилась вести переговоры. Отряд встал лагерем за городом, на пустынном, продуваемом ветрами бесплодном гребне. Благодаря переговорам от сотрудничества с империей Госпожи Алоэ получал целый ряд привилегий. Первой из них было то, что город и его окрестности продолжат свое существование.
Лагерь был — ничего из ряда вон. Снабженная куртинами стена из сухого глиняного кирпича. Все внутри тоже из адобы,[2] слишком небрежно оштукатуренного, чтобы спасти от дождя.
Лагерь был коричневым. Человек с наметанным глазом мог бы различить оттенки, но наши варварские видели только этот цвет. Даже сейчас мне пришлось напрячь зрение, чтобы распознать новую коричневую заплату, прежде чем Ведьмак на нее указал.
Летающий ковер лежал, спрятанный в тени восточной стены нашей штаб-квартиры. У моих спутников были столь же зоркие глаза, но менее чуткие к неприятностям сердца.
Мы были только частью общего потока. Вызвали всех офицеров и взводных сержантов. Иногда Капитан начинает заморачиваться по пустякам и обрушивается на окружающих с импровизированной воодушевляющей речью. Но на сей раз была одна существенная разница.