К несчастью, именно она всегда удавалась мне с большим трудом. Надо протянуть руку, которая не рука, растопырить пальцы, которые не пальцы: до этого места я еще справляюсь, а вот дальше обычно застреваю.
(Думал я вот о чем: он завалил экзамен, а я сдал. Да, но, может быть, он провалился потому, что невнимательно прочитал вопросы или слишком много времени потратил на часть первую, так что на части вторую и третью времени не хватило. Может, он на самом деле очень даже силен. Просто ему не везет на экзаменах.)
Я бубнил: «Sol invicte, ora pro nobis peccatoribus in die periculi».
Конечно, существует школа, утверждающая, что слова заклинания не оказывают никакого действия, что они просто способствуют умственному сосредоточению. Я склонен согласиться. С чего бы древняя молитва на мертвом языке, обращенная к богу, в которого уже шестьсот лет никто не верит, оказывала бы какое-то действие. «Ora pro nobis peccatoribus, — торопливо бормотал я. — Peccatoribus in die регiculi».
Сработало. Конечно, дело было не в словах, но казалось, что подействовали как раз они. Я прошел, вошел. Я оказался в его голове.
Там ничего не было.
Поверьте мне, это правда. Совсем ничего. Словно вошел в дом, где кто-то умер и родные устроили уборку, вынесли всю мебель. Там было пусто, потому что я находился в голове мертвеца. Только этот мертвец с укором глядел на меня белыми глазами, не выпуская топора.
Отлично. Пусть будет пустота. Тем проще. Я поискал управление. Его, конечно, надо визуализировать. Я представил его как маховик задней бабки токарного станка. Потому что на втором году я в свободное время подрабатывал в литейке.
Я не умею работать на станке. Я по большей части занимался тем, что подметал стружку.
Вот маховик, управляющий его руками. Я протянул руку, которая не рука, сжал его и попытался повернуть. Заклинило. Я нажал сильнее. Нажал в полную силу, и проклятое колесо осталось у меня в руках.
Так не пойдет.
Я провел новую визуализацию. Представил поводья упряжки, тормоз у меня под сапогами, которые не сапоги. Я нажал тормоз и натянул поводья.
Я так и не собрался написать ту статью, так что это публикуется впервые. Дар не переживает смерти. Ничто не переживает смерти. Комната была пуста. А штурвал отломился только потому, что я неуклюж и косорук, из тех людей, кто спотыкается о кошку и ломает кончик пера слишком сильным нажимом.
Я услышал, как ахнул Брат, вырвав топор из мертвой руки. Мертвец не шевельнулся. Он все так же смотрел на меня в упор до того момента, когда топор перерубил ему шею и голова отвалилась, отскочила от колена и скатилась по крыше на короткую траву под стеной. Тело осталось неподвижным.