Райнер, который знает, что не должен быть мелочным, чтобы не показаться мелким, тут же расплачивается. Не без того, чтобы ясно не показать Хансу, что именно он за него платит.
Софи выглядывает из окна наружу, в тихую улочку с виллами.
— Тут я полностью согласен с Софи, — говорит Ханс.
Мать по ночам все чаще вскрикивает от боли, и эти звуки доносятся до чувствительных и сильно навостренных ушей подрастающего сына и подрастающей дочери. Они не раз слышат, что отец хочет застрелить мать, потому что она провинилась, совершив преступление против института брака. Райнер знает, что никакого преступления не совершалось, просто жизнь ее так безо всякого смысла и завершается, а совершать она никогда ничего не совершала, да и с кем она могла бы что-то совершить, с ее-то теперешними телесными формами. Жизнь матери предстает как долгая вереница лет, лишенных всякого смысла, подобно тому как низшие классы общества суть не что иное, как длинные вереницы людей, из которых никогда ни один человек не выделяется на общем фоне. Они застревают там, да так и остаются в пошлой заурядности, никогда не вскарабкиваясь на следующую ступень. Лишь случайно кто-нибудь из них попадает наверх, где больше места, где можно развернуться, где есть какое-то развитие. В джазовых подвальчиках сидят обычно граждане второго сорта, шансы которых невелики, они слушают Райнера, который вновь пространно разглагольствует все равно о чем, будь то о Боге или о современном направлении «холодного джаза» и его композиционных структурах. Одноклассники стараются улизнуть, едва завидев Райнера, им слишком хорошо известно: их ожидает занудный монолог, невозможно будет и словечка вставить. Парень этот — тоска смертная. Дёру отсюда. Даже если некоторые его соученики во многом разбираются лучше Райнера, он ведь все равно им и рта не даст раскрыть.
Когда мамочка испускает ночью тихие ойканья, на следующее утро Райнер смотрит на отца так, что тот сразу же говорит, обращаясь к свидетелям: «Вы только полюбуйтесь на этот взгляд! Он же что угодно может сделать с собственным отцом»!
За завтраком Анна упрекает свою мать, что та исковеркала ей жизнь, а Райнер предрекает своему отцу, что лично он, Райнер, ему, отцу, жизнь еще исковеркает.
Райнер является натурой лидерской, что сразу же становится очевидным для всякого, однако никто не берет на себя труда вглядеться в него повнимательнее. Поэтому можно не сомневаться в том, что он станет вожаком, когда будет предпринято нападение с целью грабежа.
Все не сводят с него глаз, ожидая, что же он предложит относительно предстоящей акции. Софи больше всех не сводит с него глаз, и зарождающаяся симпатия перерастет в любовь. Следующий шаг— не подвергать любовь сомнению: она тут как тут.