Райнер снова говорит, что нет, не будет он этого делать. В конце концов, Софи забывает, что главный здесь он. Не исключено, что он сделает это, может быть, потом, когда обеспечит себе средства существования, станет хорошо зарабатывать и ему уже будет наплевать на все, но не раньше. Ведь потом потребуется гораздо больше мужества, потому что тогда потерять можно будет больше. А вот сейчас он совершенно точно делать этого не станет и ей не позволит. Софи не стала бы любить мужчину, который решился бы на такое, потому что могут пострадать невинные люди.
Софи говорит, что как раз это и хорошо, и еще — что в наши дни невинных нет вообще. Разумеется, бомбу нужно бросать таким образом, чтобы стукнулась она дном, иначе вообще ничего не будет, если же кинуть ее как надо, то она взорвется сразу, от малейшего удара.
Райнер взвизгивает, как младенец, и принимается пространно объяснять, почему он тем не менее, во-первых, во-вторых, в-третьих, в-четвертых, в-пятых и вообще никак не может этого сделать. Доводы Райнера не вызывают у Софи никакого интереса, но они типичны для него. «Ну вот, связалась с этим треплом, исключительно ради этого дела забралась в такую даль (да еще по его желанию!), а теперь ничегошеньки не выходит, кроме словесного поноса. Возьму в оборот Ханса, уж он-то не откажется».
Райнер до одной стотысячной включительно просчитывает, что Хансу терять нечего, а ему — уже много чего: будущность, которая ясно и блистательно предначертана ему, включая научную степень и дополнительно к ней — несколько литературных премий.
Анна давится рвотой — громко и отвратительно.
— Ты что, снова блевать собралась, ведь только что вывернуло, еле успел тебя из машины выпихнуть, — раздраженно цедит сквозь зубы брат, которому не нужно таких вот неаппетитных вещей сейчас, когда Софи его трусом сочла, а он ведь просто рассудителен. Ну, а кто же, в конце-то концов, задумал нападения и участвовал в них, Софи или он? Он, разумеется.
Анну, к сожалению, все-таки выворачивает, и Софи, отвратя лик свой, протягивает ей бумажный носовой платок. Затем все переходят на другое место, подальше от блевотины. Теперь Софи молчит, и Райнер наконец-то может спокойно все объяснить. Он поворачивает это во все стороны, как жук-навозник вертит свой шарик. Потом, когда он беспрепятственно добьется чего-то в жизни, вот тогда Софи поймет его доводы и согласится с ними. Вслед за этим они рука об руку состарятся, а еще позже не раз посмеются над такой дурацкой затеей. А потом и вместе с внуками.
Софи говорит, что ей хочется наконец испытать экстаз. Большинство людей не в состоянии выйти из себя, какая жалость.