Дата моей смерти (Юденич) - страница 30

— Я спрашиваю: переворот? Что случилось?

— Прочитай — как-то совсем уж бесцветно прошелестела Муся, и расправила смятую газету своими мягкими пухлыми ладонями. Руки ее сильно дрожали.


Заметка была совсем маленькой, но заголовок набран крупным шрифтом, явно с расчетом привлечь внимание читателя. « Смерть на лыжне» Название вполне годилось для детективного романа. Но — нет, это была лишь скупая информация о том, что известный российский предприниматель Егор Краснов, погиб на одной из лыжных трасс модного швейцарского курорта. Местные власти выразили абсолютную уверенность в том, что смерть предпринимателя является несчастным случаем. Далее — короткое напоминание об основных вехах биографии господина Краснова, перечень принадлежащих ему " заводов, газет, пароходов..

" и еще что-то подобающее случаю, короткое и скупое.

Я пробежала заметку глазами за считанные доли секунды, потом прочитала ее более внимательно еще, и еще раз. Душа моя при этом — поразительное дело!

— была почти спокойна, но что-то в подсознании заставляло глаза снова и снова пробегать мелкие газетные строчки Потом я поняла, что именно ищу в заметке, текст которой уже легко могу воспроизвести наизусть. Сообразив это, я тут же сообщила об этом Мусе — А что с ней? — меня интересовала судьба « этой женщины» О ней в заметке не было ни слова, но ведь она была с ним там и, возможно, все происходило на ее глазах. Я тут же вспомнила, как выглядывала маленькую фигурку Егора в череде лыжников, спускающихся по трассе. Они появлялись на белом полотнище, как правило неравномерно: то плотные многочисленные группы с инструкторами в специальных красных комбинезонах. То два — три человека — эти были уже опытными и обходились без инструкторов. То одиночки, возникающие на сияющем горизонте еле заметными темными точками, постепенно обретающими очертания человеческих тел и краски ярких одеяний. Тогда уже было возможно разглядеть: не Егор ли это возвращается с маршрута, потный, раскрасневшийся, как будто слегка хмельной от стремительного скольжения.

"Что же она? " — спросила я себя — Неужели так же, как и я когда-то вглядывалась до рези в глазах в белое сияние трассы? А если вглядывалась, то, что испытала, поняв, что он не возвращается слишком долго? " Странные все же мысли роились в моей голове. Мне бы сейчас голосить, как простой русской бабе или застыть в скорбном оцепенении, как поступают в подобных ситуациях героини, из числа дам интеллигентных. Мне хотя бы просто думать теперь только о Егоре, и о том, как прошли — промелькнули последние его мгновенья на этой земле. Что успел он увидеть, понять, подумать? Испугался ли? Или хладнокровно боролся со смертью, которой столько раз, из чистого баловства бросал вызов? Но — нет же. Ничего подобного не было в моей голове.