Портрет и крест избавили меня от первого шока, потому что, отвлеченная ими, я не заметила того, что предстало перед моими глазами сейчас.
Но и теперь колени мои становятся ватными, и я прилагаю большие усилия, чтобы не опуститься прямо на грязный утоптанный множеством ног снег.
Два могильщика, в традиционных грязных и рваных телогрейках заняты сейчас главной своей работой — они роют могилу.
Дело, видимо, близится к завершению, потому что, от могилы Егора, новую — отделяет довольно высокий холм жирной черной земли, а над краями свежевырытой ямы виднеются только головы копателей, да неспешно взлетают лопаты, с очередной порцией черных влажных комьев.
Они достигли уже той глубины, где земля не схвачена морозом, и с вершины холма отчетливо доносится до меня почти весенний запах свежей земли.
Возможно, в самом факте того, что рядом с могилой Егора роют другую могилу, не заключает в себе ничего необычного и тем более страшного, что приводит меня в полуобморочное состояние.
В конце концов, каждый день в Москве умирают люди, и почему бы одному из них не быть похороненным рядом с Егором?
Но рядом с новой могилой, с той стороны, где снег еще не затоптан и не смешан с землей, на белом его покрывале распластался крест.
Точная копия того, что возвышается сейчас над могилой Егора.
Исполненный с той же нарочитой небрежностью и столь же массивный.
И еще одно обстоятельство открывается мне, отчего-то лишь при взгляде на этот, второй крест.
Вот оно-то и ввергает меня в шок, холодным спазмом ужаса сжимая горло.
Оба креста эти потрясающе похожи на тот, что был запечатлен на фотографии, уже второй раз за сегодняшний день напомнившей мне о себе так необычно и так страшно.
Собственно, присутствует и свежевырытая могила, и я, женщина на ее краю.
Осталось только разуться, чтобы совсем уж соответствовать сюжету. Мысль эта приходит в мое затуманенное сознание, а кожа на стопах ног холодеет, словно и вправду ощущая прикосновение комьев сырой земли.
— Но может быть, эти временные кресты ставят всем на Ваганьково? Просто открыли цех по их изготовлению и, как это часто бывает, хочешь — не хочешь — бери. А людям в скорбной суматохе не до споров: крест так крест. Не навсегда же! — сознание мое еще отчаянно цепляется за реалии объективного мира, и, собравшись с силами, я робко приближаюсь ко второй могиле.
Завидев меня, могильщики прерывают свое мрачное занятие и терпеливо ждут, когда я соизволю к ним обратиться.
Им спешить некуда.
— Простите, пожалуйста, чья это могила? — выдавливаю я из себя совершенно идиотски вопрос, но оба мужичка охотно вступают в беседу.