— Да больше из любопытства.
Мясников внимательно разглядывал неожиданного посетителя. Тот невольно съежился под его немигающим тяжелым взглядом.
— Что ты, мил-человек, так смотришь на меня? Или признаешь знакомого?
— Признаю, — глухо сказал Мясников.
Гость принужденно засмеялся.
— Истинно сказано: гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется… Уж вы меня простите. Я поеду.
— Скатертью дорожка, — буркнул Никифор.
Приезжий откланялся, следом за ним вышел и Мясников.
Вскоре есаул вернулся и спокойно сказал:
— Помогите-ка мне, ребята, зарыть эту падаль.
— Убил?
— А как вы думали? Он нас вынюхивал. За тем и ехал в такую глушь. Он мне уж попадался раз, да я, дурак, отпустил его в ту пору… Старый ярыжка!
Через несколько дней поздно вечером раздался стук в ворота. Андрей вышел отворить, думая, что это один из давыдовичей. Перед ним стоял среднего роста худощавый пожилой человек.
— Пусти переночевать, — попросил он, — да скажи, коня куда завести.
— Ступай в избу, а коня заведи под навес.
Незнакомец сильно прихрамывал.
Андрей провел его в свою половину, где по стенам рядом с хомутами, седлами, уздечками висели лосиные рога, волчья шкура и несколько соболиных шкурок.
Мясников и Никифор храпели на полатях.
Проезжий окинул жилье острым взглядом, снял овчинный полушубок и остался в поношенном военном мундире.
— Верно, пришлось и на войне побывать? — спросил Андрей.
— Пришлось всякого отведать: и худа и лиха, — молвил хромой. — Завоевали бы всю Пруссию, кабы не господа-енералы. Много было меж них с немецким духом и ретираду чинили, где наступать следовало.
— Что ж ты сам ушел из армии или по ранению?
— В инвалиды меня поверстали, вот и попал на родину. Слыхал, может, село Богородское?
— Нет, не слыхал.
— Когда-то богато жили мужики, покуда не добрались до них царские чиновники да помещичьи бурмистры. Сам-то я по литейному делу мастеровал, а теперь вот медком да воском торгую. Езжу к знакомым пасечникам. Вот и к Давыду заехал.
«А ведь это я его в Осе встречал», — вспомнил Андрей, при свете лучины разглядывая незнакомца. Что-то необычное чуялось ему в этом ночном посещении.
Он угостил заезжего ужином.
Сухощавое с реденькой седой бородой лицо его дышало умом и энергией.
— Слыхал ты, — спросил он с лукавым видом, — притчу про четырех братьев?
— Нет, не слыхал.
— Ну, так послушай: умственная притча. Жили в лесу четыре брата. Долго жили и стосковались по людям, стали советоваться, как поглядеть белый свет, разведать, какой правдой люди богаты. И решили они идти на все четыре стороны, каждый в свою: кто на восход, кто на полдень, кто на закат. Первый брат дошел до монастыря. Монастырь на горе, а под горой ключик. Видит: монах ключевую воду льет в кувшин. Налил и пошел в монастырь, первый брат за ним. Встал монах на паперти и ну продавать ту воду из кувшина. «Покупайте, православные, слезы богородицы». Народ толпится возле него, всякий свою скляницу протягивает. Тут первый брат и говорит: «Не покупайте у него, обманщика, видел я, как он брал эту воду из ключа». Откуда ни возьмись, набежали монахи, пузатые, краснорожие, задолдонили: «Бейте его, безбожного еретика!» Схватили первого брата и повели в подвал монастырский под крепкий караул.