— Не сомущал он меня, тятенька! — отчаянно крикнула Дуняша.
— А ты молчи! Рано волю взяла. Вот возьму варовину да отхлещу…
— Стало быть, нет твоего согласия? — спросил Андрей.
— Нет и не будет.
Дуня с рыданьем выбежала за дверь.
Андрей, может быть, и настоял бы на своем, но образ Матрены по-прежнему жил в сердце. Глядя на Дуняшу, он невольно вспоминал ту, которая принесла ему такое большое и такое мимолетное счастье.
Однажды девушка спросила его:
— Любил ты кого-нибудь, Андрюша?
— Любил, только померла моя любушка.
— Хороша она была?
— Зачем тебе знать?
Дуняша отошла от него и сказала с грустью:
— Ты и теперь ее любишь.
— Ее давно нет в живых и не надо о ней вспоминать.
У Дуняши показались слезы.
— О чем ты, Дуня?
— Так… ни о чем.
Зимой Андрей постарался каждому из товарищей дать дело. Вспомнив, как чеботарили они с Блохой на ревдинских куренях, он через Дуняшиных братьев связался с куренщиками. Заказов на починку всякой дорожной снасти было столько, что друзья половину избы превратили в мастерскую.
С утра до вечера слышался стук молотков.
— Сроду не думал, что чеботарем стану, — говорил Никифор.
— Полюби дело, и оно тебя полюбит, — подбадривал Андрей.
— Ты вроде деда Мирона: нас на путь наставляешь, а сам поди не чаешь, как весны дождаться.
И все трое расхохотались.
Между тем слух о новоселах на Давыдовом починке дошел до ушей начальства. На масленице со старшим сыном Давыда приехал незнакомый человек. Был он маленького роста, собой щуплый, с хитрыми глазками и сморщенным, как пустой кошелек, лицом.
— С праздником, с широкой масленицей! Вон вы куда забрались! Верно, чтобы от очей начальства подальше быть? Ась?
Давыд несколько смутился.
— Это уж как вашей милости угодно.
Он посадил гостя за стол и поставил перед ним тарелку с блинами.
— А кто у вас в другой половине жительствует? — полюбопытствовал приезжий.
— Знакомцы деревенские, земляки.
— Что же ты их не пригласишь к столу?
— Чего их приглашать: не чужие, сами придут. А вы, господин, чьи сами-то будете?
— Красноуфимский я. По письменной части маюсь.
Глаза «красноуфимского» воровато шарили по избе.
— Нехудо живете, худо, что в тайности себя содержите.
Поев, он оделся и будто по ошибке зашел на другую половину. По случаю праздника друзья играли в карты.
— Мир честной компании! — сладким голосом заговорил приезжий. — Дозвольте присесть?
— Садитесь, — ответил Андрей. — Какое у вас к нам дело?
— Дела, можно сказать, никакого… Просто заехал познакомиться… Узнать хотелось, кто в такой глухомани поселился.
Андрей нахмурился.
— На что же это понадобилось?