Нос сильно заострился и заметно вытянулся.
А губы — губ на этом лице не было вовсе.
Тонкая запавшая складка над подбородком — и все.
— Это…
Голоса своего Энтони Джулиан не узнал.
Кто-то другой едва слышно произнес одно-единственное слово.
И запнулся в растерянности.
Однако старик, молчаливо наблюдавший за происходящим, нисколько не удивился.
— Со мной случилось то же, ваша светлость, только еще хуже. Прошло всего два месяца с того дня, когда мой господин прогнал меня и всю прислугу, что оставалась при нем последние годы, — всего-то пять человек, если считать всех нас вместе. Два месяца! А я, в точности как вы сейчас, не верил глазам. «Это не он!» — только и было что сказать. Сказал, а дальше — не помню. Очнулся в гостиной на диване, и оба доктора подле меня. Они толкуют, что это болезнь так изуродовала его светлость. А я до сих пор не возьму в толк: что это за болезнь?
— Значит, два месяца назад он был здоров?
— Я бы не взялся это утверждать, ваша светлость. Нет, не взялся. Скорее уж я бы сказал, что мой господин последнее время болел. Сильно болел. Да, сильно и… странно.
— Не понимаю, черт побери, о чем вы толкуете, старина! Что значит странно?
— Если его светлости угодно знать мое мнение, я бы сказал, что это была не телесная болезнь.
— Не телесная? Что за чушь? Какая же в таком случае?.. А-а-а! Понимаю. Душевная. Владислав был не в себе, вы это хотите сказать?
— Никогда не осмелился бы произнести такое!
— Так что же?
— Он… страдал. Да, страдал и подвержен был странным опасениям, вот что я могу сказать, отвечая на ваш вопрос.
— Страдал? Но от чего же, если не от боли, и что за страшные опасения? Говорите толком, старина! Ей-богу, вы испытываете мое терпение.
— Прошу простить, ваша светлость. Нижайше прошу простить. Но, если вы позволите, я все же хотел бы ответить на ваши вопросы потом. Пусть сначала ученые доктора скажут свое слово. Я бы хотел — потом. Если можно — потом. Так будет лучше.
— Что ж, это верно, пожалуй. Ладно, ведите к докторам.
Невнятные речи старого дворецкого, туманные намеки, смысл которых не сразу доходил до сознания, изрядно разозлили Тони.
Однако приступ раздражения, как ни странно, пришелся как нельзя более кстати.
Гнев вытеснил из души растерянность.
Препираясь со стариком, Тони окончательно пришел в себя.
Прежде чем последовать за слугой, он еще раз пристально взглянул на мертвое тело.
Внимательно и, насколько мог, беспристрастно.
Сквозь лишенные жизни, заострившиеся черты лица смутно проступил знакомый облик.
Что-то неясное, едва различимое, но знакомое с детства увиделось вдруг.