Сомнения полковника Славича
Откровенно говоря, известие о гибели репортера Гурского не сильно опечалило Богдана Славича.
Само собой разумеется, это было не по-христиански.
Однако сердцу, как известно, не прикажешь.
И в неприязни, и в любви оно решает по-своему.
Однако дело было принято в производство — и дело, по всему, неординарное.
Поднявшаяся было шумиха вокруг очередной «вампирской» вылазки и приснопамятный Степан Грач, которого, разумеется, тоже вспомнили и искусно вплели в канву пугающих слухов, внимание полковника не занимали.
Или — почти не занимали.
Кому-кому, а Богдану Славичу, имевшему на руках акты судебно-медицинских экспертиз, было ясно, как дважды два: ничего общего между двумя убийствами нет.
В первом случае страдающий редким заболеванием крови Грач действительно убил несчастного бродяжку и выпил некоторую часть его крови, в полном и самом ужасном смысле этого понятия.
Во втором — способ убийства был не так ясен, а вернее — не ясен совсем. Эксперты с уверенностью утверждали одно: сонная артерия жертвы была кем-то аккуратно надрезана.
Далее многоопытные криминалисты озадаченно разводили руками.
Тело Гурского было полностью обескровлено. Однако каким образом было произведено это — совершенно бессмысленное на первый взгляд — действо, эксперты определить затруднялись.
Поблизости от места, где перепуганные насмерть подростки наткнулись на труп репортера Гурского, обнаружены были свежие следы, оставленные, судя по размеру, мужчиной, обутым в изящные дорогие туфли.
Следы же говорили о том, что мужчина приближался к Гурскому и некоторое время находился практически рядом, возможно — и вероятно! — мирно беседуя.
Как случилось, что некоторое время спустя он спокойно — следов борьбы обнаружено не было — вонзил узкий, острый предмет в шею репортера и потом обескровил безжизненное тело, понять было невозможно.
Богдан терялся в догадках.
Возможно, потому совершенно отвергнуть связь между гибелью репортера и давним убийством бездомного мальчика он не мог.
Разумеется, покойный Степа был ни при чем, но, может, некто, страдающий той же болезнью, оказался более сообразительным?
Номер львовского телефона Славич набирал уверенно.
На этот раз он ни секунды не сомневался, что старый патологоанатом на месте.
И — ошибался.
Молодой вежливый голос на том конце провода, услышав просьбу Богдана, немедленно окрасился подобающими скорбными интонациями:
— Сожалею, пан полковник, но доктор Хейфиц умер.