Это пока оставалось загадкой.
Речь поначалу шла о Цюрихе — напомаженный швейцарский адвокат буквально рвался на родину.
Костас его понимал и был совсем не против выпить светлого пива где-нибудь на Банхофштрассе.
Однако ждать нужно было как минимум до утра.
Выйдя из тюрьмы, они немедленно отправились обедать в «La Bastille» — небольшой и довольно уютный ресторан с неожиданно приличной французской кухней.
— Из тюрьмы — в тюрьму? — без тени улыбки констатировал Костас, разглядев вывеску заведения.
— Здесь прилично кормят. Говорю как француз — мы знаем толк в еде. К тому же это традиция.
— Кормиться в Бастилии?
— Нет, освобожденного узника прежде всего следует хорошо накормить.
— Действительно… Вырвавшись на свободу, человек жадно ест… Тысячу раз наблюдал эту сцену в кино и читал, наверное, никак не меньше… Но никогда не задумывался.
— Благодарите Бога! Об этом помнят адвокаты. И… те, К0го однажды уже хорошо кормили именно в этой связи.
Обед вышел на славу.
Настало время сыров — существенный, если не священный, обряд французской трапезы! — когда мобильный телефон едва слышно звякнул в недрах аккуратного адвокатского портфеля.
Крохотная золотая буква "D" над маленьким замком о многом говорила знающему взгляду.
Конец обеда был скомкан.
— В аэропорту уже ждет самолет, который доставит вас в Турцию. Там, разумеется, встретят, — сухо сообщил швейцарец, коротко поговорив с кем-то по телефону.
— А вы?
— Я лечу в Цюрих. Утром, разумеется.
Он был раздосадован, хотя и хранил привычную невозмутимость.
Однако Костас чувствовал — юристу обидно: личный самолет летит не за ним.
Личный самолет человека…
Впрочем, имя этого человека, как ни странно, до сих пор не было произнесено вслух.
Ни разу.
Даже когда формальности были закончены и они остались с адвокатом наедине.
Мысль эта показалась Костасу интересной. Она вспыхнула в сознании неожиданно и довольно ярко, но быстро погасла.
И немедленно забылась.
Он и теперь не вспомнил об этом, хотя упомянутая персона стремительно приближалась, легко преодолевая небольшое пространство.
В какой-то момент показалось, что высокий, представительный мужчина, поднявшийся навстречу гостю, едва тот переступил порог просторной каюты, торопится заключить его в крепкие, дружеские объятия.
Но произошло нечто смутное, неясное, неуловимое — пролегла какая-то тень.
Планы хозяина расстроились.
Возможно, впрочем, виной тому был гость.
Слишком неловко замешкался он у входа.
Слишком.
Будто именно потому, что не спешил припасть к широкой груди хозяина.
Сойдясь вплотную на середине каюты, они ограничились рукопожатием.