— Обнаружено.
— Вот как? И где же?
— Мои люди…
— Да, да, которые шли по следам… честь им и хвала. потому что если кровь обнаружена — это в принципе меняет…
— Ничего это не меняет. Возле троих из шести, вернее, ткани их палаток обнаружены маленькие, неразличимые глазом капли. Четыре — в первом случае. Девять — во втором. И так далее… Следствие, надо думать, стены палаток следовало не слишком тщательно. И что это дает?
— Это — ничего. Кому из нас не доводилось брызнуть слюной за обедом?
— Если последнее не шутка, то мы подошли к одном из главных вопросов второй ступени. Но прежде я бы хоте, задать один из своих коварных вопросов. Можете, кстати не отвечать. Это интересует меня не в интересах дела, лично. Лично меня, Костас.
— В таком случае можете смело рассчитывать на ответ
— Скажите, первое… самое первое, что пришло в голову, когда вы убедились окончательно, что…
— Что я не сошел с ума…
— Да, разумеется. Но потом, через какое-то время, не сколько придя в себя, о чем вы подумали?
— О вас.
— Обо мне?!
— Ну, не о вас лично. О ваших людях, которые — теоретически, разумеется, только теоретически — могли бы выполнить это так профессионально.
— Но — позвольте! — в этом случае мне пришлось бы заставить солнце поволноваться ровно настолько, чтобы из строя вышла аппаратура связи. Загодя внедрить за стойку местного бара милое создание в вашем вкусе, причем из той именно породы женщин, которые никогда не говорят «нет».
— К чему такие сложности?
— Нужно было каким-то способом удалить вас из лагеря. Желательно — на всю ночь.
— А зачем?
— А как бы в таком случае вы остались живы?
— А в чем, собственно, заключалась такая уж необходимость сохранять мою драгоценную жизнь?
— Вот, значит, как…
— Почему — нет? Разве не вы собирались начертать «прагматизм» на фамильном гербе?
— У нас нет такой традиции.
— Я сказал: собирались.
— Оставим это. Но вы удивили меня, Костас. Приятно удивили. Жаль, что у вас нет фамильного герба. Я бы, пожалуй, подарил вам эту замечательную идею. И кстати, знаете, в чем заключается ее непреходящая ценность?
— Не задумывался.
— Она честна. Никто из потомков не покраснеет, что бы ни совершил потом, ибо прагматизм… Но оставим высокие материи. Итак, первой мыслью был я. То бишь человек.
— А вы уже… не?..
— Не смешно. Итак, первой вашей мыслью было все-таки преступление… Кстати, в любом случае — сохраняя вам жизнь или нет — зачем?! Зачем мне убивать Рихарда и его людей? Экспедиция финансировалась мной. Договор с Эрхардом составлен таким образом…
— Не утруждайтесь, я все равно ни черта не смыслю в юриспруденции, а умные мальчики вроде моего швейцарца наверняка обставили все таким образом, что старику Эрхарду в итоге доставались исключительно научные дивиденды, а все прочие — вам. Стало быть, и злополучный череп — тоже. К тому же там был еще я, в качестве… зависимого наблюдателя. Скажем так. Слово «надсмотрщик» меня коробит.