— Даже не знаю, кто из них мне больше нравится.
— Мне больше всех нравился тигр, — сказала я. — У него такая свирепая мордочка.
— Да, он немного похож на тигров из «Маленького черного Самбо», которые кружились вокруг дерева и превратились в масло.
— Может быть, Лили напекла нам оладьи на тигрином масле, как мама маленького Самбо, — сказала Феба.
— А для чего старомодные граммофоны можно было крутить быстрее или медленнее? На папиной стереосистеме, которая стоит у нас дома, есть все-все, но, по-моему, там нет такого переключателя, который крутил бы ее быстрее или медленнее.
— Это было очень забавно, — объяснила ей Феба. — Если обычную запись прокрутить медленнее, она начинала звучать как низкий бас какого-то невероятного русского певца, а если быстрее, она становилась высокой и писклявой, словно мышиное пение.
— Но почему? Почему так получалось?
— Понятия не имею, — ответила Феба, которая всегда так здраво отвечала на вопросы, на которые не знала ответа.
Шарлотта обернулась ко мне.
— А вы знаете?
— Нет.
— А вы? — она повернулась к Дэниелу.
Все это время он сидел молча. Он молчал и на протяжении большей части чаепития. Теперь он опять сидел в старом кресле Чипса и наблюдал за каруселью вместе с нами, но мысли его витали где-то далеко. Сейчас мы все смотрели на него в ожидании, но он даже не понял, что Шарлотта обратилась именно к нему, и ей пришлось повторить свой вопрос.
— Вы знаете, Дэниел?
— Знаю что?
— Почему музыка начинает пищать, когда пластинка вращается быстро, и звучит как низкий бас, когда она вращается медленно?
Он подумал над этим вопросом и предположил, что дело тут, наверное, в центробежной силе.
Шарлотта сморщила нос.
— А что это такое?
— Это то, благодаря чему работает центрифуга, отжимающая белье.
— У меня нет такой центрифуги.
— Ну, может быть, она у тебя будет, когда ты подрастешь. Ты посмотришь, как она работает, и поймешь, что такое центробежная сила.
Шарлотта вновь принялась крутить ручку граммофона. Часы на каминной полке пробили пять.
Феба мягко сказала:
— Шарлотта, пожалуй, тебе пора собираться домой.
— Да, я уже должна идти?
— Ну, ты не должна, но я сказала, что ты вернешься около пяти.
Шарлотта посмотрела вверх, и вид у нее был очень жалобный.
— Я не хочу уходить. И я не могу идти пешком, потому что на улице дождь.
— Пруденс отвезет тебя на машине.
— Ну…
Боясь, что она сейчас расплачется, я поспешила сказать:
— Не забывай, что у нас есть планы на завтра. Съездим куда-нибудь на машине. Хочешь, я за тобой заеду?
— Нет, я ненавижу, когда заезжают, потому что ненавижу ждать. Я всегда боюсь, что за мной не придут. Я сама сюда дойду. Пешком, как сегодня утром. Во сколько мне надо прийти?