Во мне было много от Шеклтонов, но время от времени на поверхность души всплывали эмоции, истоки которых, как я угадывала, вели к моей матери. Сейчас был именно такой момент. Судя по всему, я все-таки не в своем уме, коли не хочу быть с Найджелом, увлечься им и провести с ним остаток жизни. Обычно я взбрыкивала словно кобылица от одной лишь мысли о том, чтобы остепениться, но сейчас, когда я сидела в поезде и глядела на Паддингтонский вокзал, эта мысль вдруг показалась мне необыкновенно привлекательной. Уверенность — вот что может дать мне этот надежный человек. Я представила себе жизнь в его солидном лондонском доме, отпуска в Шотландии, возможность работать только потому, что я того хочу, а не потому, что мне нужны деньги. Я подумала о рождении детей…
— Простите, это место не занято? — произнес чей-то голос.
— Что?.. — Я подняла глаза и увидела мужчину, стоящего в проходе между сиденьями. В руке у него был небольшой чемодан, а рядом с ним стояла тоненькая девочка лет десяти с темными волосами и круглыми очками, напоминавшими сову.
— Нет, не занято.
— Хорошо, — ответил он и положил чемодан на полку. У него был вид человека, не расположенного к обмену любезностями. В его поведении сквозило нетерпение, и потому я не стала просить его быть поаккуратнее с моими хризантемами. Подобно Найджелу он был одет как служащий офиса в Сити, в синий костюм в тонкую белую полоску. Но костюм сидел на нем плохо: создавалось впечатление, что его хозяин в последнее время располнел (мне представилось множество дорогих официальных обедов). Когда он потянулся вверх с чемоданом, я заметила, как оттопырилась на нем дорогая рубашка, от которой едва не отрывались пуговицы. Он был темноволосым и прежде, наверное, привлекательным мужчиной, но ныне его портили тяжелые челюсти, лихорадочный цвет лица и длинные седеющие волосы, которые спускались на воротничок, вероятно, компенсируя лысину на макушке.
— Вот твое место, — сказал он девочке. — Садись.
Она так и сделала, осторожно примостившись на самом краешке сиденья. В руках у нее была газета с комиксами, а на плече на длинном ремешке висела красная кожаная сумочка. У нее было бледное лицо, короткая стрижка открывала длинную тонкую шею. В сочетании с очками и выражением стоического страдания это делало ее похожей на маленького мальчика, и я вдруг вспомнила других маленьких мальчиков, которых мне доводилось видеть на станциях: они казались еще меньше в своих тесных форменных костюмчиках, боролись с подступавшими слезами и слушали упитанных папаш, рассказывавших, как им понравится в школе-интернате.