Алексей загнал снаряд в ствол орудия, закрыл замок. Теперь надо попытаться уничтожить ближайший ко мне танк.
Я поймал его в сетку прицела и выстрелил. Танк встал, но дыма и огня я не увидел.
— Еще бронебойный!
Я выстрелил по Т-III еще раз, и только тогда он вспыхнул.
Я приник к перископу. Плохи наши дела. Два немецких танка горят, но и наших осталось только два — мой и комбрига. На позициях пехотинцев немногие оставшиеся в живых постреливают из винтовок. Лишь с небольшого холмика, из-за бруствера, пулемет «Максим» ведет ожесточенный огонь. Очереди его почти не умолкают, и гитлеровские цепи не выдержали его огня — залегли.
— Алексей, к пулемету!
Леша протиснулся вниз, к лобовому пулемету в шаровой установке, и открыл огонь. Я поддержал его из башенного пулемета, спаренного с пушкой. Не умолкал пулемет и в танке комбрига.
Дрогнули немцы — вначале залегли, а потом стали отползать назад.
Вдруг по танку сильно ударило — аж корпус загудел. Черт, где-то пушка немецкая!
Я поворачивал башню, выискивая через прицел орудие.
Вот она! Градусов тридцать левее нас. Было видно, как суетятся около пушки немецкие артиллеристы. И Алексея в башне нет.
Спрыгнув с командирского сиденья, я достал со стеллажа фугасный снаряд, загнал его в ствол и закрыл замок. Я просто кожей чувствовал, как немецкий наводчик доводит прицел — с секунды на секунду он выстрелит. Я лихорадочно вращал маховичок, подводя перекрестье прицела под цель и тут же нажал на спуск. Выстрел! Башню заволокло пороховым дымом, о пол звонко ударила гильза. Успел, я успел буквально за мгновение до их выстрела!
Пушку перевернуло взрывом, были видны лежащие вокруг нее убитые артиллеристы. А ведь могло и не повезти, я их опередил совсем немного.
Немцы отошли с поля боя, атака захлебнулась.
Петр дал задний ход, уводя танк от опушки. Мы вылезли наружу. Какой радостью было вдохнуть свежего воздуха!
Из открытых люков шел едкий пороховой дым, дышать в танке было просто невозможно. В горле першило, у всех были красные глаза и закопченные лица.
Когда мы немного отошли, отдышались, начали осматривать танк. На лобовом листе — правее и выше люка механика — виднелась изрядная вмятина. Не смогла крупповская сталь одолеть нашу, харьковскую броню. Артиллерист наверняка в люк метил — это уязвимое место у Т-34 спереди.
Прихрамывая, подошел комбриг:
— Целы?
— Целы, вмятины только на броне, но не одной пробоины.
— А экипажи Волкова да Самохвалова сгорели. Никто выскочить не успел. Так что осталось у нас только два танка. Сейчас распоряжусь, чтобы снаряды и патроны подвезли. Вот с соляркой плохо, бензовоз во время бомбежки сгорел.