Я расстегнул на сержанте ремень с кобурой и протянул старшине:
— Надевай!
— Ты что, мародерствуешь?
— Дурень ты, старшина! У тебя ремень в землянке отобрали, от тебя арестованным за версту несет. Надевай, пропадешь ведь ни за что!
Больше уговаривать старшину не пришлось. Он надел ремень, расправил гимнастерку, крякнул.
— А ты как же?
— К комбинезону ремни не положены.
Я вытащил из сжатой руки мертвого сержанта пакет.
— Почитаем, что особист написал.
— Да ты что, танкист, никак не можно! — изумленно-испуганно глядел на меня старшина.
— Лечить голову тебе надо, старшина.
Я вскрыл пакет, достал красноармейскую книжку старшины, передал ему. Книжку Петра с фотографией жены сунул в свой карман. Развернул сопроводительную бумагу.
— Так, «…препровождается в Вязьму…», так, «…НКВД… двое изменников Родины…» Слышь, старшина, мы изменники!
— Тьфу!
Я разорвал сопроводительную бумагу на мелкие клочки и пустил их по ветру.
— Радуйся, старшина, мы свободны. Куда теперь?
— К своим.
— Мы и так у своих. И встретили нас неласково, я — так даже в ухо получил. Думаю, в Вязьму нам надо, наверняка войска в городе или на подступах к нему. Идем мы не из тыла, и если ты про особиста и окружение молчать будешь, так повоюем еще.
— Врать нехорошо.
— Вот что, старшина, — вспылил я, — иди куда хочешь, можешь даже назад вернуться, в землянку к особисту. Я же в Вязьму иду.
Я направился по дороге.
— Погоди, танкист, я с тобой.
Старшина догнал меня, зашагал рядом:
— Хоть бы покормили, жрать охота — сил нет. Красноармейцев, что с нами вышли, небось уже накормили обедом.
— Эк ты пожрать любишь.
— Привык по распорядку жить, — посетовал старшина.
К вечеру мы подошли к расположению какой-то части. В лесу, укрытые ветками, стояли пушки, машины, сновали красноармейцы.
— Идем в штаб, старшина. Скажем — бригаду нашу разбили, попросимся.
— В армии порядок есть, — рассудил старшина. — Что значит — «попросимся»?
— Тогда сам и объясняйся.
В одной из брезентовых палаток и был штаб.
Только мы подошли к палатке, как навстречу нам вышел капитан. Форма как влитая, выцветшая от стирок, сразу видно — кадровый, не из запаса.
Старшина шагнул вперед:
— Товарищ капитан, разрешите обратиться!
— Разрешаю. Погоди-ка. — Капитан пристально всматривался в лицо старшины, что-то припоминая, суровое лицо его просветлело. — Если не ошибаюсь, это ты в прошлом году на окружных соревнованиях по стрельбе благодарность и часы в подарок получил от самого Ворошилова?
Старшина расплылся в улыбке и вытащил из кармана часы на цепочке:
— Я. А часы — вот они, целы.
— Чего хотел? Только коротко и четко, некогда мне.