Он, как вор, пойманный на горячем, захлопнул дверь. И почти тут же заливистой трелью прозвенел дверной звонок.
— Отойди, я сама открою, — баба Степа, запахнув халат на груди, проколыхалась к выходу. За дверью стояла красивая высокая женщина в оранжевом плаще, с объемистой сумкой, на широком ремне перекинутой через плечо. И было что-то в ее лице, в зачесанных волосах, сразу говорящее, что перед ними учительница.
Ведьма отступила, гостья шагнула в прихожую и опустилась на колени:
— Не губите…
Сашка хотел поднять ее, но Стефания отмахнулась.
— Так. Кто вы?
— Томилина Оля… Ольга Сергеевна, — она дернула правой рукой, — из поэтической школы.
Той, что через дорогу, кивнул себе Сашка.
— Я Нины… Кашиной… классный руководитель. Мне… сказали, что Нина и ее родители арестованы. А я… отстранена от должности, и начато служебное расследование. Против меня и директора.
Баба Степа наклонила тяжелую голову:
— И чего вы хотите?
— Но это же… неправильно! — Ольга дернулась вперед. — Вот так… Высылать несчастную девочку. Без суда, без возможности оправдаться…
— Закон в этом случае говорит однозначно, и не надо заниматься словоблудием.
— Но…
— Она организовала травлю человека, который не мог защититься, — полные губы Стефании дернулись. — А коль вы не в состоянии привить своим ученикам если не милосердие, то хотя бы здравый смысл — в школе вам делать нечего.
— Разве все ваши ученики безупречны?!
— Среди них не было подлецов.
Ольга понурилась: как под тяжелым грузом.
— Разбуди Настю, Саша. И приведи сюда, — сказала баба Степа. И когда он попробовал возразить, словно припечатала взглядом.
Парень зашел в спальню и потряс девушку за плечо. Настя неуверенно села в постели. Сашка помог ей набросить халат и, не до конца проснувшуюся, вывел в прихожую.
— Вот, Настя, это учительница той девочки, что тебя обидела. Что с ней сделать? — спросила баба Степа ровным голосом. Настю опять стало трясти.
— П-пусть она уйдет!
Ведьма повернулась к Ольге:
— Слышала?
Та вдруг вскочила:
— Вот так?! Из-за уродки?! Да будь она…
И тогда Сашка впервые в жизни ударил женщину.
Просто
однажды утром ты откроешь дверь.
Солнце
пронзительным лучом зацепит кожу,
Да по сердца половицам…
— выводил чистый женский голос под рояль. Словно камешки перекатывались в пронизанном солнцем ручье. Казалось даже, что это не с диска в плеере — а просто поют за стеной.
— Тео Давен… Вам нравится? — спросила Марина.
Сашка кивнул. Женщина вздохнула:
— За душу берет. Как будто… обо мне. А ведь столичная певица, известная. Хорошо вам, — Марина вздохнула с легкой досадой — колыхнулась полная грудь. — Небось не по разу на ее концертах бывали, ручкались…