Она подалась вперед, обхватив руками округлое колено:
— А пригласите меня к себе? А? Я у ней, если повезет, автограф возьму.
Сашка засмеялся:
— Это просто. Могу познакомить!
Марина ойкнула:
— Вы не шутите? Серьезно? Вы ее, вот как меня, видели?
— У бабы Степы бывают разные знаменитости, Тео тоже.
Губы женщины дрогнули:
— Вы… уж простите, что мы так, по-простому. Ой, я и разгильдяйка! Усадила столичного гостя на крыльце чай пить!
Сашка удержал ее за локоть:
— Что вы, мне нравится.
Сад пах вечерней прохладой, тяжело и неторопливо осыпались яблоки. Мягко чпокали в траву, а о жесть крыши стукались звонко и громко катились, заставляя вздрагивать. И улыбаться нелепости собственного испуга.
…разгоняя странные тени,
Что клубились, танцевали
долгой ночью злые танцы…
Ровно то, что происходит сейчас в этом городке. Сашка опустил недопитую чашку, звякнув о блюдечко.
— Марина, вот вы сказали, что у вас дети есть. Где они сейчас?
Она лукаво глянула из-под русой челки.
— А… в Орлятках, у бабушки. Что им в жару такую в городе делать? Да и у меня получаются… как бы каникулы.
— А учебный год?
Женщина отмахнулась:
— Они там учиться пошли.
И замерла, ожидая продолжения. И в небрежно шевельнувшемся плече, и в поволоке взора читалось, каким это продолжение обязано быть.
— Это… из-за того, что происходит ночью?
Ложка громко стукнула о розетку, Марина зачерпнула повидло и по-детски сунула в рот. Облизнулась.
— Ой, ну что вы городите!
Тут же шумно хлебнула из чашки, пряча зардевшееся лицо.
— Александр, простите, как вас по батюшке?..
— Андреевич.
— Ага. Мы с этим уже почитай двадцать лет, как живем. Ой, нет, двадцать четыре. Привыкли.
— Что?
— Ну да, двадцать четыре. Мы с мамой как раз сюда переехали, — кивнула Марина. Мне восемь где-то было.
Она засмеялась, прикрывая рот рукой.
— Не верится даже… что я была такой молоденькой. Тогда Агния здесь ковен возглавляла. Латушко, смешная фамилия, пушистая, как лопушок.
Марина откинулась головой к медовому косяку, прикрыла глаза, отдаваясь воспоминанию.
— Тогда с утра до вечера предупреждение передавали, по телевидению и радио. И на улице из динамиков. Каждые полчаса. И перед закатом еще прошли патрули.
— Но кто-то остался снаружи?
Марина пожевала губами:
— Кто-то остался.
— И… что с ними было?
— Ой. Да не знаю я.
Она глубоко вздохнула, заставив грудь колыхаться. Яркие цветы на платье зашевелились, как живые.
— Дураки всегда найдутся. Может, исчезли, а может, еще что…
— И не страшно вам так жить?
Женщина помотала головой, сдула волосы, упавшие на глаза.
— Вы варенье ешьте лучше. Вкусное. «А если вечно про ужасы помнить — так и свихнуться недолго», — громко додумала она.