— Знаешь такую поговорку: «Ей это идет, как корове седло». Так вот я эта самая корова.
Эмма уже поняла, что не стоит изображать из себя бравую наездницу. Конечно, неприятно признаваться Луису в своей неумелости, но тут речь идет о жизни и смерти.
Луис, уткнувшийся лбом в шею коня, отпрянул после ее слов.
Эмма припомнила себя девочкой, неловко объезжающей по кругу небольшое поле. Трудно было понять, кому это надоело больше: старшей девочке, которая ее подстраховывала, или престарелой лошади. В полумраке конюшни она робко признавалась, стоя к Луису спиной:
— Понимаешь, я могу рысью и легким галопом, но настоящим галопом, во весь опор — у меня это не выходит. — Положим, мало ли кто не умеет скакать во весь опор, но под разочарованным взглядом Луиса она готова была провалиться сквозь землю. — Я не умею также ходить на лыжах, нырять с аквалангом… Я никогда не ходила под парусом и не демонстрировала моды на подиумах Парижа.
Все это она выпалила с вызовом и надрывом. К середине своей тирады она уже поняла всю ее инфантильность и нелепость, но прерываться было поздно. В конце концов, пусть лучше считает ее дурой, чем то, что он себе навоображал. Да и слово не воробей. Ей ничего не оставалось, как застыть с вызывающим взглядом.
Он встретил ее взгляд как будто бы равнодушно, лишь ухмылка в углах губ выдала его.
— Вообще-то, если поискать, то можно найти в нас кое-что общее, — резюмировал он. Эмма удивленно вскинула брови. — Например, я тоже не демонстрировал моды на парижских подиумах.
Они оба беззаботно расхохотались, и напряжение было снято. Однако Эмма зарубила себе на носу, что впредь язычок надо держать на замке.
— До чего же у тебя красивый смех! Никто больше так не смеется.
Он по уже выработавшейся у него за время общения с Эммой привычке похлопал ее по щеке. И заметил, что после этого она густо покраснела. Вообще, чем пристальнее он теперь на нее смотрел, тем гуще она краснела.
Эмма отвернулась. Значит, не только за словами, но и за своими чувствами надо все время следить. Наверное, это после ночного инцидента она стала молниеносно откликаться на любое его движение. Да, это будет не неделя, а сплошные скачки: много препятствий и очень мало спокойных прогулок.
— Мигель! Седлай Эстреллу! — Она немного успокоилась, когда он отошел от нее и занялся распоряжениями.
Грум поднял взгляд от конского крупа, и Эмма увидела, что его глаза расширились от удивления.
— Es para ninos, senor, — сказал он, улыбаясь.
— Делай что тебе велят.
Тон Луиса исключал всякие возражения. Грум кивнул и бросился выполнять приказание.