Вдруг в открытое окно, выходящее на двор, просовывается лошадиная морда и тихо, приветливо ржет…
— Что это еще? — невольно вскидывается Паткуль.
— Да се, пане, дурный коник хлиба просить, — по-прежнему кротко отвечает Палий.
— Это черт знает что такое! — горячится дипломат. — Я думал, что мне придется говорить с людьми, а тут вместо людей — лошади…
— Ну-ну, пишов — чет, дурный косю! — машет Палий рукою на нежданного гостя. — Пиди до Охрима… Эч який дурный… Мы тут з господином послом его королевськой милости про государственни речи говоримо, а вин, дурный, лизе за хлибом…
Откуда ни возьмись под окном Охрим — и уводит недогадливого коня в конюшню.
— Именем царя ты покрываешься не по правде, — снова налаживается дипломат. — Тебе изрядно ведомо, что царь удерживается от вооруженного против тебя вмешательства потому токмо, что не желает брать на себя разбирательства внутренних дел Речи Посполитой из уважения к королю его милости; но если ты послушанием не постараешься тотчас же снискать милость короля и Речи Посполитой, то царь, по их просьбе, должен будет в согласность трактатов подать им сикурс и выдать тебя на казнь и скарание горлом, яко бунтовщика…
— Так… так… Пропала ж моя сива головонька, — бормочет старик, грустно качая головой.
— Так покоряешься?
— Покоряюсь, покоряюсь, пане.
— Сдаешь крепость?
— Сдаю… Ох, як же ж не сдать… зараз здам… тоди як…
— Что? Как?
— Тоди, як прийде приказ.
— Да приказ вот… — и Паткуль указал на универсал.
— Ни, не сей, пане… Се — холостый…
— Как холостой?
— Та холостый… же пане… У ляхов, пане, усе холосте — и сама Речь Посполита, уся Польща — холоста, не жереба… — Паткуль невольно улыбнулся этой грубой, но меткой, речи старого казака. Он сам давно понял, что Польша — это холостой исторический заряд, из которого ничего не вышло, и потому он сам, бросив это неудачливое, не жеребовое государство, поступил на службу России.
— Холостой приказ… то-то! А тебе нужен не холостой — жеребячий? — спросил он строго.
— Так, так, пане, — жеребъячий, заправський указ.
— От кого же?
— Вид самого царя, пане… О! Там указы не холости…
Паткуль понял, что ему не сломать и не обойти дипломатическим путем упрямого и хитрого старикашку, прикидывающегося простачком. Он попробовал зайти с другого боку — пойти на компромисс.
— А если я предложу тебе заключить с поляками перемирие до окончания войны со шведами? — заговорил он вкрадчиво. — Пойдешь на перемирие?
— Пиду, пане, — опять отвечает старик, потупляя свои умные глаза.
— А на каких условиях?
— На усяких, пане… Я на все согласен.