— Да, да, — подтвердила девушка. — Это верно.
— А почему вы об этом заговорили?
— Так...
В стороне, где проходила накатанная дорога, хрустнули сухие ветки.
Лена живо обернулась, прислушалась.
— По-моему, кто-то здесь есть, — сказала она.
— Опять? Где?
— Там, — Лена показала рукой в сторону шоссе.
Щербаков поднялся, осторожно пошел в указанном направлении. Сквозь густую листву деревьев он заметил на дороге человека и решительно шагнул ему навстречу. Увидев вышедшего из чащи Михаила, неизвестный подался назад.
— Как вы меня испугали, — послышался знакомый голос. — Здравствуйте...
Щербаков узнал друга детства Бархатова, толстяка Кожухова.
— Мне сказали, что у вас где-то здесь лагерь, но я никак не найду. Василий Яковлевич на месте?
— В Хамзаабаде.
Михаилу не понравилась встреча. Он вспомнил таинственные шаги в темноте, там, за поселком станции, и появление на следующий день возле экспедиции этого толстяка. Теперь опять он. «Что ему нужно?» — неприязненно подумал Щербаков.
— Жаль, что Василия нет... Вы когда собираетесь в горы?
— Это зависит от решения Василия Яковлевича, — уклончиво ответил Михаил.
— Тогда я его дождусь.
На дорогу вышла Лена. Кожухов ее приветствовал, словно старую знакомую.
— Здравствуйте, Леночка, очень рад вас видеть. Ну как, похудел я?
— Не особенно, — сухо ответила девушка.
— И не похудею, — мрачно проговорил толстяк. — От голода человек не худеет, скорее умрет. А меня в санатории морят голодом. Этого нельзя, того нельзя, кормят одной травой, что я коза, что ли?
Беседуя, они подошли к палаткам. Щербаков развел костер, Лена стала готовить ужин.
— О, как вкусно пахнет, — обрадовался Кожухов. — Леночка, вы меня угостите?
— Вам же нельзя, у вас режим.
— Мне все можно. У меня здоровый организм. А толстый я оттого, что мало двигаюсь. Я пришел к вам проситься в горы. Возьмете?
Девушка недоверчиво усмехнулась.
— Я всерьез говорю. За этим и пришел к Василию Яковлевичу. Пусть берет шефство над своим школьным товарищем.
Когда возвратился Бархатов, толстяк стал усиленно упрашивать взять его с собой в экспедицию.
— Пойми, — горячился он, — мне надоели курорты как горькая редька. Я на воздух хочу, на свободу. Клянусь, что буду делать все, что поручите. Мне нужен физический труд, а не загорание.
— Ты это говоришь, сидя у костра, а в горах взвоешь.
— Тогда отправите меня обратно. Но я не слабее других, вот увидишь.
Спор продолжался долго. Наконец, Бархатов уступил:
— Но имей в виду, никакого для тебя особого режима не будет. А начнешь хныкать, немедленно отошлю в санаторий.
— Согласен! Когда я должен явиться?