Пользуясь тем, что эти двое смотрят на меня, как на полковое знамя, я решил задать лишний вопрос.
– А почему такая секретность, товарищ полковник? – спросил я и тут же пожалел.
Лица у обоих побагровели.
– Есть подозрения, – очень мягко и тихо сказал Дерюгин, – что дезертир является «Вэ-носителем»…
Я машинально впился ногтями в ладонь.
– Если нужно, – сказал Хват громко, – возьми с собой двух-трех людей, кого понадежней, из своих. Для страховки.
Я кивнул.
– Шмакова, – сказал я.
Замполит прищурился.
– Шмаков под арестом, – сказал он и повернулся к Хвату, ища поддержки.
Полковник заиграл бровями.
– Шмаков твой – индюк безмозглый. – Хват покатал сигару между пальцев. – А, к черту! Забирай.
Замполит поджал губы, но промолчал.
– Второго найду к вечеру, – пообещал я. – Разрешите идти?
– Иди, – махнул рукой Хват, глянул на часы. – В восемнадцать ноль-ноль приступай. Только выспись сперва, а то вискарем от тебя на километр разит.
– Так точно, товарищ полковник!
Я встал, откозырял и бодрым шагом направился вон.
Первым делом я пошел в подвал, где была устроена импровизированная гауптвахта. В ней томился под охраной часового-киргиза один-единственный узник, Шмаков.
– Ну, как наш пациент? – спросил я у караульного, угощая его «Мальборо».
– Поет, – пожал плечами тот.
Я прислушался. Из-за двери, запертой на амбарный замок, доносилось какое-то протяжное гудение, вызвавшее у меня ассоциации с паровозным депо.
– Товарищ старший сержант, – на скуластом лице караульного пролегла тень сомнения, – уверены, что стоит его выпускать?
– Приказ полковника, – сурово сказал я. – А приказы, боец, не обсуждаются.
Караульный вздохнул и склонился над замком, звеня ключами.
Я вошел в подвал.
– РА-А-АСЦВЕТАЛИ ЯБЛОНИ И ГРУШИ… – с яростью, с надрывом тянул Шмаков басом.
Он лежал на матрасе, подложив кулачищи под голову. На нос его была натянута шапка, а ноги в сапогах упирались в грязную стену.
Услышав лязг двери, Шмаков прекратил петь.
– Кого принесло?! – прохрипел он, сдвигая шапку и щурясь.
Я хмыкнул.
– АТЕЦ! – страшно тараща глаза и вскакивая, заорал Шмаков. – Атец мой пришел навестить непутевого сына в темнице!!!
Мы обнялись, Шмаков принялся энергично лупить меня по спине.
– Ну, как ты? – спросил я, угощая его сигаретой.
– Дерьмово, – буркнул он нормальным голосом. – Кормят помоями, кондиционера нет, женщин нет, телевизора нет. Я пообещал в политбюро написать, так этот калмык ноль внимания. Наверное, русского языка не понимает.
– Ну-ну, – я ободряюще похлопал его по плечу. – Я пришел дать тебе свободу, сын мой.
– Врешь! – Он прикурил от моей зажигалки и жадно затянулся. – Неужели мне вышла амнистия? По какому случаю? Никак коммунизм наступил?!