С соседней улицы раздался истошный женский крик. Зверев, чертыхаясь, метнулся туда.
Девушка в разодранной одежде, дрожа, прижималась к решетке парка. Вокруг шакалами кружили четверо, подбадривая друг друга ухмылками. Между шакалами и девушкой стоял Романецкий. Прапорщик взревел и кинулся ему на подмогу.
Шакалы даже не успели понять, что произошло. Двое ускакали, прихрамывая и скуля, двое остались лежать в грязи.
– Ну, ты зверь, – уважительно сказал Романецкий, подмигивая из-под опухшего разбитого века.
– Глаз-то кто приложил? – поинтересовался Зверев.
– Да, тут по дороге. Военное время всегда провоцирует развитие мародерства и мелкого бандитизма. Оборотное лицо, так сказать…
– Вот сейчас еще лекции по истории и культуре не хватало, – поморщился Зверев. Кивнул на оцепеневшую от страха девушку. – Она хоть кто, эта, за которую ты смертью храбрых тут собрался окочуриться?
– А какая разница? – вдруг разозлился Романецкий. – Ну, какая? Если, скажем, она из ихних, а эти, которые ее хотели… как бы люди? Что тогда?
– Ничего, – вздохнул Зверев. Подумал, рванул со своего запястья анализатор и отшвырнул ошметки в сторону. – Никакой разницы.
– Я Льва Данилыча тут недавно видел, – тихо сказал Романецкий. – Он это… как бы… Катю потерял…
– Паскудство какое, – простонал Зверев и кинулся в темноту.
В квартире было тихо. Тикали часы, капала вода из крана на кухне. А потом Зверев заметил кровавый отпечаток маленькой ладони на стене. И услышал тихое поскуливание.
Катя лежала на боку, поджав ноги и прижав руки к животу. Из-под пальцев сочилась ярко-алая кровь, собиралась густой лужей на полу.
Зверев опустился рядом на колени, не зная, что делать. «Скорая»? Да не поедет никуда сейчас «Скорая», тем более если узнает, к кому…
– Пра… – тихо, с запинкой сказала Катя. – …порщик Зверев.
И потянула к нему навстречу маленькую окровавленную ладошку.
– Ты… ты знала? – растерянно спросил Зверев. – Все про нас знала?
– Зна… – ответила девочка, – …ла.
– Так что же… Ты что же, дура такая, осталась? А?
– Хо…тела дольше быть Катей. Хо…рошо, – на ее губах вскипели алые пузыри. – Но бо…льно.
Зависшая в пустоте ладошка дрогнула, и Зверев, решившись, сжал ее в своей руке.
– Катя. – Он запнулся, вдруг подумав, что впервые называет ее по имени. – Зачем же ты так, Катя, а? Ну зачем вы вообще все здесь, а? Медом вам тут смазано? Приперлись… Вас звал кто, а? Ну, раз приперлись, сидели бы тихо, чтобы никто не заметил… Зверинец вам – ну ладно, смотрите, не жалко… И цирка, в общем, даже не жалко…
– Прапорщик Зверев, – Катино веко дрогнуло, и взгляд, беспокойный и горячий, нашел Зверева. – Нам это не цирк. Нам это школа. Мы как вы. Птенцы, которые не вылупились…