Такие публикации не могли не производить вполне определенного впечатления на людей в стране. Лысенко уже представал героем науки, а настоящие ученые полупроигравшими, особенно, если учитывать вес слов академика Вавилова, превознесшего Лысенко и даже заявившего, что факты Лысенко -- бесспорны. Поэтому нет ничего удивительного в том, что уже в октябре того же 1931 года Всеукраинский съезд по селекции встретил Лысенко бурными приветственными аплодисментами (37).
Такое признание учеными Лысенко за своего, за яркого представителя их профессиональной группы было той ошибкой, за которую многим из них пришлось расплатиться собственной жизнью. Вместо критического и строгого отношения к новаторствам, как того требует наука, ученые отнеслись легкомысленно и придали "выходцу из народа", "выдвиженцу", как тогда называли таких простецких по происхождению и виду парней, вес и значение. А захваливание идей и работы Лысенко, якобы доказывающей правоту идей, автоматически выводило Лысенко в лидеры науки в глазах властителей страны.
Непредвиденная трудность в использовании мировой коллекции семян
Вавилов с явной симпатией относился к Лысенко с начала его выдвижения в ученые и активно хвалил его работы на протяжении почти 8 лет (с 1929 до 1936 года), чем помог ему за эти годы сформировать в глазах публики и властей образ талантливейшего ученого. Почему это произошло?
Мне не раз доводилось слышать от биологов старшего поколения, что Лысенко покорил Вавилова еще до того, как, приехав в Ленинград, он выступил в январе 1929 года на съезде генетиков (38). Рассказывали, что будто бы уже в Гандже состоялась их первая встреча, и что лично от Вавилова молодой агроном получил приглашение послать доклад на генетический съезд. Мне не удалось найти документы, подтверждающие это. Но одно свидетельство живого интереса Вавилова к работе Лысенко, интереса, проявленного еще до выступления последнего на съезде, имеется. Съезд открылся 10 января, доклад Лысенко был назначен на последний день работы секций съезда (на 15 января), а уже 11 января в ленинградской газете "Смена" было опубликовано такое заключение Вавилова, когда он обсуждал то, о чем говорил Лысенко -- об отношении растений к низким температурам: "Учитывая этот признак, мы станем лучше районировать наши сорта и культуры" (39).
Однако, как мне представляется, причина интереса Вавилова к яровизации и ее автору, гораздо глубже. Лысенковские фантазии воспламенили Вавилова именно потому, что в них он увидел выход из тяжелого положения, в котором очутился сам. В изучение собранной под его руководством мировой растительной коллекции были втянуты тысячи людей, высевавших семена, следивших за развитием посевов, придирчиво относившихся к каждому образцу и не забывавших главную цель -- искать те новые формы, которые могли быть с пользой применены на благо советского сельского хозяйства, главным образом через срочное выведение новых высококачественных сортов. Именно в этом направлении Вавилов призывал всех своих сотрудников работать.