Власть и наука. Разгром коммунистами генетики в СССР (Сойфер) - страница 147

"Идея по замыслу чрезвычайно проста. Она же была и самой важной частью работы" (37).

Оказывается, Лысенко решил, что вся хитрость в правильном выборе родителей, чего-де раньше селекционеры вообще не понимали или понимали неверно. Будут хорошими родители -- тогда и потомство будет таким, какое нужно селекционеру. Этот основополагающий принцип звучал так:

"... родителей необходимо подбирать по принципу наименьшего количества отрицательных признаков, а не по наибольшему количеству положительных" (38).

Так -- и только так. Кто раньше этого не знал, тот вообще ничего не смыслит в селекции. Исходя из этой нехитрой философии, выдаваемой за последнее слово науки, Лысенко распорядился взять два сорта, каждый из которых, по его мнению, нес всего по одному отрицательному свойству: местный одесский сорт пшеницы "Гирка 0274" -- устойчивый к пыльной и твердой головне и ржавчине, но позднеспелый, выведенный Сапегиным, и чистую линию "Эритроспермум 534/1", выведенную из местных пшениц в Азербайджане В.П.Громачевским. Эта линия отличалась скороспелостью, но была малоурожайной. Лысенко намеревался получить сорт скороспелый (как Эритроспермум) и устойчивый к болезням (как Гирка). Похоже, ему не был известен старый анекдот, приписываемый Бернарду Шоу, которого первая красавица мира признала за самого умного на свете мужчину и предложила завести ребенка в расчете на его будущие невиданные достоинства. "Помилуйте, мадам, -- якобы возразил ей Шоу, -- а если он умом получится в Вас, а красотой в меня?!" Этот вполне вероятный исход почему-то не пришел в голову украинским селекционерам. Они заявили вполне серьезно:

"... скрестив два таких сорта, мы обязаны получить сорт яровой пшеницы, лишенный недостатков родителей" (39).

Любой студент-биолог второго года обучения мог бы им разъяснить, что вероятность совмещения желательных генов зависит от их положения в хромосомах, что в ходе скрещивания могут появиться и нежелательные комбинации, почему следует рассчитать заранее, сколько скрещиваний (и никак не меньше!) следует предпринять, за каким количеством потомков надо следить и т. п. Но мучить себя подсчетами Лысенко с учениками не стали:

"После нескольких дней [выделено мной -- В.С.] жарких споров, обдумываний, взвешивания противоречий, одним словом -- вынашивания идеи, был намечен строжайший план работ на два с половиной года вперед" (40).

На то, на что у людей знающих уходили месяцы, а то и годы кропотливых разработок, у лысенковцев ушло всего "несколько дней". Зато скороспелая теория, пусть даже рожденная в "жарких спорах", и методы доказательства этой теории были предельно просты: