Но ненаучный метод вполне удовлетворил начальство и на Украине, и в Москве. На Лысенко обратил благосклонное внимание нарком земледелия СССР (этот Наркомат руководил не только обработкой земли, но и растениеводством, животноводством и другими отраслями сельского хозяйства) Я.А.Яковлев 13 . Все обещания, раздававшиеся Лысенко, встречали неизменно радушный прием у Яковлева, хотя он без труда мог заметить, что основанные на анкетном методе данные вряд ли сколько-нибудь правильно отражают истинные успехи. Видимо, Яковлеву хотелось быть обманутым, и он с удовольствием воспринимал слова Лысенко. Наверняка, не последнюю роль в таком ослеплении и поглупении играла позиция самого Сталина, который подавал в эти годы пример нигилистического отношения к статистически обоснованным методам планирования и оценкам хозяйственной деятельности. Как это ни было парадоксальным, Сталин считал, что нельзя, например, оперировать усредненными величинами, чтобы установить, имеет ли место тенденция к увеличению или снижению того или иного процесса. В речи на пленуме Центрального Комитета и Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б) в апреле 1929 года, озаглавленной "О правом уклоне в ВКП(б)", Сталин по этому поводу говорил:
"Рыков пугал здесь партию, уверяя, что посевные площади по СССР имеют тенденцию систематически сокращаться. При этом он кивал в сторону партии, намекая на то, что в сокращении посевных площадей виновата политика партии. Он прямо не говорил, что дело у нас идет к деградации сельского хозяйства. Но впечатление от его речи получается такое, что мы имеем на лицо что-то вроде деградации.
Верно ли, что посевные площади имеют тенденцию к систематическому сокращению? Нет, неверно. Рыков оперировал здесь средними числами о посевных площадях по стране. Но метод средних чисел, не корректированный данными по районам, нельзя рассматривать как научный метод.
Может быть Рыков читал когда-либо "Развитие капитализма в России" Ленина. Если он читал, он должен помнить, как Ленин ругает там буржуазных экономистов, пользующихся методом средних чисел о росте посевных площадей и игнорирующих данные по районам. Странно, что Рыков повторяет теперь ошибки буржуазных экономистов" (118).
После таких неграмотных рассуждений в ход могли пойти любые способы учета, лишь бы они сигнализировали о нужных руководству тенденциях, а не наоборот. Уроки нигилистичного отношения к экономическим категориям, к статистике и вообще к анализу действительности, не могли не учитываться всеми в стране. Партийный лидер учил тому, как надо вести себя, и нет ничего удивительного, что Лысенко и его штатные и нештатные помощники вели себя аналогично в своей сфере: подсчитывали якобы достигнутые на колхозных полях прибавки урожаев от яровизации, полученные цифры умножали на цифры посевных площадей и выводили гигантские, ни с чем не сравнимые цифры, рапортуя об этом во все инстанции (119). Однако абсолютная прибавка урожая от яровизации, рассчитанная самим Лысенко, даже в те годы не выходила за пределы ошибок измерений и составляла около 1 ц/га (в 1935 году Лысенко писал: "прибавка от яровизации равна в среднем свыше центнера на гектар" /120/).