— Стоять! — крикнул он товарищам, заворачивая лошадь обратно и вытаскивая из ножен саблю. Он подскочил поближе к терцам и грозно спросил. — Кто такие, простые горцы или абреки с большой дороги? Говорите!
Никто из казаков не успел ответить, потому что офицер уже увидел коляски с женщинами, сидящими в них, и продолжавшими наводить на гусар оружие. По краснощекому лицу всадника пробежала снисходительная улыбка, он обернулся к товарищам, успокаивающим разгоряченных скакунов:
— Господа, поистине Кавказ — это мешок, набитый душистыми сухофруктами. Кого здесь только не встретишь, даже женщин в столичных шляпках, — он снял с головы кивер и картинно поклонился. — Экскюзи муа, мадемуазелле, примите наши восхищения вашими нарядами и тем спокойствием в этих глухих местах, которое написано на ваших лицах.
— Да уж, русская баба везде чувствует себя в своей тарелке, хоть в шалаше у какого-нибудь зулуса, хоть в хоромах английского лорда. И везде ее отличает от остального женского сословия великая терпимость ко всему — хоть к навозу вокруг, хоть к французскому парфюму, — грубо гоготнул товарищ гусара, плотный светлоусый ловелас. Он присмотрелся попристальнее, — Это точно наши женщины, в крайнем случае европейки, на горянок или казачек они никак не походят. Федор, спроси у этих сударыней, как их сюда занесло? Неужели Пятигорских источников с местными джигитами им уже стало мало?
Но тот, кого назвали Федором, вместо этого принялся рыскать глазами по всему отряду:
— Кто здесь у вас главный? — наконец спросил он. — Вы по русски понимаете, или ни бельмеса?
— Я главный, — отозвался Панкрат. — Мы терские казаки, провожаем своих родственников до станицы Пятигорской, а потом они уже сами поедут по своим делам.
— От… чертово племя, от абреков не отличишь! — снова подал голос ловелас. — Спроси у них, Федор, из какой они станицы?
Но в этот раз подпоручик не прислушался к мнению своего друга, он дернул коня за уздечку и подъехал к казаку поближе, не сводя взгляда с полковничьих погон на его черкеске. На сытом лице все так-же светилась непуганая дерзость.
— Господин полковник, вы ведете свой отряд из Моздока? — спросил он.
— Оттуда.
— Никого на дороге не встречали?
— Нам никто не попадался, а что случилось?
— Слыхали про полковника Панкрата Дарганова, атамана из станицы Стодеревской? — гусар чуть наклонился вперед, стараясь присмотреться к терцу получше. — Говорят, лихой казачура.
— Про лихость его не знаю, а про самого атамана слышал, — скромно признался Панкрат. — А что он такого натворил?
— Он разворошил Шамилево гнездо, которое имам свил в заоблачном ауле Гуниб, и теперь змеи из него расползлись по всему Кавказу. Уже грузины петицию императору Николаю Первому отправили, что чеченцы валом повалили в Кадорское ущелье на их территории, — разоткровенничался Федор, одним глазом подмигивая собеседнику. — Нам велено защитить бедных горцев, а заодно взять Дарганова и доставить его в штаб русских войск.