Прошло много времени, в течении которого беглецы испытывали напряжение от мысли, что Карлсоны пустятся в погоню на своих лошадях. Никто из них не горел желанием ввязывать в бой посреди пустынного пространства, промороженного насквозь, да еще при свете звезд, равнодушных ко всему. Но все было тихо, лишь скрипел под колесами снег, да слышался размеренный топот копыт.
— Надо же, получилось, — пробурчал себе под нос Буалок, устраиваясь поудобнее на мягком сидении. — Я думал, без жертв у нас не обойдется.
— Тебе должно быть ведомо, что казаки стараются обходиться малой кровью, — прижимая к себе жену, укутанную в теплую шубу, отозвался Захарка. Он посмотрел на нее и участливо спросил. — Как ты себя чувствуешь, Иринушка?
— Хорошо, мой заботливый муж, — сдержанно отреагировала она на его вопрос, щурясь на один из фонариков. — Лишь под ключицей жжет и плечо занемело.
— Знаешь, как у нас в России говорят в таких случаях? — заулыбался казак, довольный ее ответом.
— До свадьбы заживет, — засмеялась Ингрид. И болезненно поморщилась. — Это мне подарок от бывшего моего жениха. Теперь я знаю, что ждало бы меня, если бы вышла за него замуж.
— Может быть, он всю жизнь носил бы тебя на руках.
— Не сомневаюсь, только на эти руки он натянул бы колючие рукавицы, — молодая женщина презрительно усмехнулась, и снова черты ее лица сломала судорога.
Захарка покусал конец уса, затем достал из-под ремня походный ножик, которые терские казаки носили вместе с кинжалами, провел подушечкой большого пальца по его острию. Он заглянул жене в зрачки, расширенные от внутреннего страдания, и спросил:
— Потерпишь, милая? Я хочу выковырнуть этот свинцовый подарок, он тебе ни к чему.
— А это не больно? — с надеждой повернулась она к супругу.
— Сначала поболит, а потом полегчает, — не стал обманывать казак. — Буду стараться достать пулю побыстрее.
— Доставай, — согласилась Ингрид, она освободила руку от одежды. — Как говорят станичники, двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Захарка крикнул младшему своему брату, сидевшему на козлах, чтобы тот остановил лошадей. Когда карета замерла на месте, он вытащил из кармана серники, прокалил на огне конец лезвия и наклонился над раной. Буалок уже держал над плечом молодой женщины светильник, вынутый из своего гнезда. На лица обоих мужчин легла печать сосредоточенности, в углу притаился Петрашка, перед этим ввалившийся в салон. Казак промокнул кровь на плече жены куском материи и раздвинул острием края раны. В глубине ее тускло блеснула пуля, зажатая мышечными тканями, она добралась почти до кости. Это было самое неприятное ранение, потому что свинец при малейшем движении терся о кость, вызывая невыносимую боль. Ингрид постанывала, ресницы у нее трепетали пойманными бабочками. Захарка обхватил ее плечо пальцами и сдавил так, что женщина вскрикнула и невольно оглянулась на него. Он подцепил пулю концом лезвия, она подалась с трудом, опутанная живыми волокнами. Казак еще сильнее впился ногтями в кожу супруги, одновременно погружая острие вглубь раны. На миг показалось, что такие испытания для молодой женщины будут не под силу, но она лишь прикусила нижнюю губу и уперлась лбом в грубую обшивку кареты. Скоро ее мучения закончились, Захарке удалось расшатать кусок свинца, после чего он выдернул его теми же ногтями.